Девушка из чернил и звезд - Киран Миллвуд Харгрейв Страница 5

Я отважилась взглянуть на него исподтишка. В тесной карете он выглядел еще внушительнее. Я заметила, что он смуглый, что кожа у него темнее, чем у Люпе, и почти такая же темная, как у Па. Глаза узкие, зрачки черные, как у змеи, и такие же холодные. В какой-то момент у его виска промелькнула стрекоза, и он поймал ее на лету одним быстрым, почти неуловимым движением, раздавил двумя пальцами и бросил на укрытый ковриком пол. Меня передернуло.

Сжав кулаки, я постаралась сдержать внезапный порыв гнева. Зачем он явился сюда? Почему обращается с Джойей так, словно она принадлежит ему, а не людям, жившим здесь столетиями? Из-за него я не могу увидеть весь наш остров, не говоря уже обо всем мире, и папины умения картографа не находят достойного применения. Из-за него у нас нет больше певчих птиц. Маша винила его и в том, что пересыхает река, но Па говорил, что это уж просто суеверия.

В карете было жарко и темно. Ноги прилипали к бархату сидений. Хотелось откинуть шторки и посмотреть, что там, снаружи, но я зацепилась глазами за кольцо с ключами у него на поясе и не шевелилась. Люпе тоже чувствовала себя неуютно.

– Что происходит, папа?

Губернатор сжал и разжал кулак.

– Приедем домой, и мама все тебе объяснит. – Он коротко взглянул на меня.

– Что-то плохое?

Губернатор негромко хохотнул. Прозвучало это, как низкий, глухой удар колокола. Меня как будто резануло страхом. Почему он не может объяснить сейчас?

Никто не проронил ни слова, пока губернатор сам не нарушил молчание.

– Стоять! – рявкнул он, и лошади остановились. Карета качнулась, возничий спрыгнул на землю и открыл дверцу. Я отвела шторку, и по спине пробежал холодок.

Мы вернулись на рыночную площадь, но сейчас здесь не было ни души. Прилавки стояли пустые, и только лохматые черные вороны дрались из-за крошек на земле. Я ничего не понимала.

Обычно именно в это время жители Громеры спешили на рынок, чтобы сделать покупки до наступления полуденной жары.

– Иди домой, девочка, – негромко и твердо, голосом, не допускающим возражений, произнес губернатор. – Дальше мы тебя не повезем.

– Увидимся завтра в школе? – сказала Люпе, когда я открыла дверцу и повернулась, чтобы выйти, и в ее голосе прорезалась вопросительная нотка.

– Занятий не будет, – отрезал губернатор. – По крайней мере несколько дней.

В груди у меня застучал барабан. Я хотела спросить, что же все-таки случилось, но горло как будто засыпало песком. Губернаторская жена снова подтянула юбки подальше от моих сандалий. Вылезая из кареты, я расчетливо наступила на ее шелковую туфельку.

Губернатор повернулся, чтобы закрыть дверцу, но Люпе опередила его и, неуклюже наклонившись, крепко меня обняла.

– Постараюсь выяснить, в чем тут дело, – прошептала она мне в ухо. – Встретимся завтра у бочки? Как стемнеет…

Даже про фейерверк забыла!

Я кивнула. Возничий щелкнул кнутом, лошади взяли с места рысью, и мою подругу отбросило на спинку сиденья за шторкой.

Домой я прибежала, запыхавшись. Дверь была распахнута настежь, цветочный горшок лежал на боку у порога на смятых маргаритках. Я остановилась как вкопанная. Та самая паника, что несла меня на вершину холма, теперь тянула назад.

– Па?

Ничего.

Я сделала шаг вперед.

– Па!

В большой комнате его не было. С утра там ничего не изменилось, и чашка с недоеденной пригоревшей кашей все еще стояла на подстилке из карт. Стены легко покачнулись – то ли из-за карт, то ли потому, что у меня закружилась голова. И только зеленый кувшин вернулся на свое место на полке.

В кабинете что-то зашуршало, и я облегченно выдохнула. Па верен себе – слишком занят работой, чтобы что-то услышать. Наверно, даже и не знает, что происходит за порогом. Я прошла к тяжелой занавеси и отвела ее в сторону.

– Па…

Ставни были открыты, и ветерок, залетая в комнату, шевелил лежавшие на столе бумаги. Этот шорох я, должно быть, и слышала, потому что стул был пустой. И на пергаменте на столе блестело какое-то пятно.

Не в силах остановиться, я протянула руку.

Пятно было мокрое. И мои пальцы испачкались красным.

Комната пошла кругом, в глазах потемнело.

Каждый из нас несет на своей коже карту собственной жизни.

Его голос. Почему он говорил так – холодно, медленно?

Посмотри на мое запястье. Видишь? Кровь не голубая, а черная.

И почему я точно знала, что он скажет дальше?

Твоя мать всегда говорила, что это чернила. Я – картограф до мозга костей.

Па был впереди и шел по темному туннелю домов, качавшихся под ветром, как деревья. Теперь они уже были деревьями, и Па протягивал мне руку с красной ладонью, а в кровавом месиве на груди спутались кожа и перья, черные перья, как те вороны, которых ловил Пеп.

Мое сердце…

Я видела сон. Па шел мне навстречу, и лицо у него было спокойное и пустое. Я оторвалась от горячей земли и потащилась назад, прочь от него, вдоль вытянувшихся в линию деревьев, прочь из сна.

Что-то тянуло меня за волосы. Мисс Ла. Я открыла глаза, и она громко и возмущенно закудахтала и принялась носиться кругами. Я лежала на полу в кабинете. Пеп сидел у порога, с опаской наблюдая за мной. Но Па, где он?

Я взглянула на свои пальцы, и сердце заколотилось в груди. Пятно. Темно-красное пятно. Я медленно поднялась. Комната накренилась. Болело плечо. Пошатываясь, я прошла по дому, заглянула в кухню и сад, где на кусте табайбы Габо только-только появились похожие на звездочки цветочки. Мисс Ла и Пеп следовали за мной, но Па нигде не было.

Улица по-прежнему выглядела пустынной. Я держалась за дверную ручку, как будто земля была океаном, и отпустить ручку означало утонуть. В ушах снова стучало, и этот стук перекрывал жужжание насекомых и пронзительные крики воронов.

– Сюда, – я едва не подпрыгнула от неожиданности. – Иза, сюда.

Через щель в ставнях выглядывала Маша. Я отпустила дверную ручку и на деревянных ногах пересекла улицу.

Маша торопливо закрыла за мной дверь.

– Что ты делаешь там, одна?

– Па, его нет дома. И я не могу его найти, а на столе кровь… – Все это вылетело из меня само собой. Я протянула руку. Она дрожала, хотя я и приказала ей не дрожать.

– Иза, дыши.

Маша вытерла мне слезы и подвела к стулу. Потом разогнула мои сжатые пальцы, принесла с плиты миску с теплой водой и, смочив тряпицу, принялась оттирать пятно. Задняя дверь была открыта, и с пыльного двора тянуло легким ветерком.