Холодный человек - Алексей Атеев Страница 5

не нашли в меня тоски

Из-за гробовой доски. Буду я тебе служить,

но и мне чтоб не тужить.

И вдвоем с тобою мы повредим другим умы.

А себе хочу желать: мне б

Ума не потерять.

Потом нужно поклониться три раза, но опять же, стоя спиной к могиле или к гробу, где лежит тот, которого просишь.

– А дальше? – прерывающимися от волнения и ужаса голосами спрашивали у Кати подружки.

– А дальше все, – важно отвечала она. – Если все пройдет правильно, покойник станет вам помогать.

– А если неправильно?

– Нужно искать другого заложного. С этим – всё. Больше не захочет являться.

– Да как же узнать?!

– Оно само покажет, услышал мертвец или нет. Так мне бабуся моя сказывала, а бабуся в таких делах волокет. Даром, что ли, ворожеей в округе слывет…

Вера и сама удивилась, насколько четко сохранился в памяти рассказ Катюшки. Словно не прошло с того времени почти пятнадцать лет. Стояло жаркое лето. Девчонки валялись на траве рядом со склепом семейства фон Торнов. Одуряюще пахла отцветающая сирень. В ее горьком аромате отчетливо прослеживался запах тлена, отчего на душе присутствовала непонятная тоска. Но, возможно, эта неясная грусть явилась результатом рассказа Катюшки.

А ведь сегодня как раз семнадцатое октября, неожиданно пришло в голову Вере. Ее словно током ударило. До первых петухов – это до какого же времени? Часов, наверное, до двух, до трех… И что же из этого следует? Да ничего, конечно. Так просто… Взбредет же в голову.

Вера вновь постаралась заснуть. Она повернулась на правый бок и закрыла голову подушкой. Шум дождя и скрежет веток пропали. Но тишина оказалась настолько гнетуща, что она вновь вернулась в первоначальное состояние. Мысли о Катюшке и ее рассказе никак не желали покидать сознание. Кладбище, старинные надгробья, мертвый запах догнивающей сирени… А может, в этой жутковатой истории имеется доля правды? Не, бред! Какая там, к черту, правда! Детские сказки! Однако можно проверить, словно прошептал кто-то во тьме.

До первых петухов… Сколько еще осталось?

Вера взглянула на табло электронных часов. Только половина двенадцатого, а казалось, городские куранты пробили одиннадцать так давно.

И все же…

А что все же?

Можно сходить.

Уж не свихнулась ли ты? В такую погоду! И дорога туда давно забыта. Да хоть бы и помнила ее, в такой дождь и в полную темень и двух шагов не сделать.

Но можно обуть сапоги, завернуться в плащ, взять фонарь… Что за чепуха! Но ведь ты все равно не спишь. Сна – ни в одном глазу. Как долго можно ворочаться с боку на бок?

– Нет, это безумие! – вслух произнесла Вера и поднялась с постели. Словно кто подталкивал несчастную, тянул ее за подол ночной рубашки…

Некоторое время она, упершись носом в скользкое стекло, таращилась на улицу.

Пусто, сыро, тоскливо… Но ведь это даже к лучшему! Никто не увидит, никто не спросит: куда это она собралась на ночь глядя?

Вера пошла в прихожую, достала из самого дальнего угла стенного шкафа резиновые сапоги, которые она последний раз надевала года три назад, когда студентов осенью посылали на село помогать убирать картошку. Однако в тот год осень выдалась сухая, и сапоги даже не понадобились. И вот наконец о них вспомнили. Потом девушка вернулась в спальню, натянула джинсы, заправила в них ночную рубашку. В шкафу она нашла фонарь, с которым обычно спускалась в погреб за картошкой и соленьями. Щелкнула кнопкой выключателя. Батарейку сменила совсем недавно, и фонарь светил в полную силу. Отлично. Теперь осталось облачиться в плащ и можно отправляться в путь.

Погоди, дорогая, одернул ее внутренний голос. А то ли ты делаешь? Может быть, все-таки не надо? Но Вера, коли уж что-нибудь решила, то отступать не собиралась. Она облачилась в брезентовый плащ с капюшоном, военного типа, именовавшийся «плащ-палаткой», неизвестно с каких пор хранимый в доме, и смело шагнула за порог.

Во дворе не наблюдалось ни души. Да что там души! Даже бродячие кошки и собаки в такую погоду попрятались по темным углам. Только фонари тускло светили в том месте, где двор переходил в улицу.

Вера смутно помнила, что как раз напротив ее дома, за шоссе, там, где находился пустырь, начиналась тропинка, ведущая на кладбище. Она пересекла асфальтовое полотно и оказалась перед стеной мрака. Фонарный свет сюда не достигал. Вера включила фонарь и пошарила лучом по земле. Где-то здесь… Но кругом простиралось только море бурьяна, по которому хлестали струи дождя. Просторный плащ, которым Вера обернулась как одеялом, не пропускал влаги, и, несмотря на то что на ней кроме плаща была надета только ночная рубашка, она чувствовала себя вполне комфортно. Треугольный капюшон сполз ниже глаз, и теперь сама Вера походила на некое инфернальное существо, вставшее из могилы.

Наконец среди зарослей конопли и полыни мелькнуло что-то похожее на начало тропы. Сомнений больше не осталось. Вера уверенно шагнула вперед.

Метров через пятьдесят она увидела невысокую стенку из песчаника, а в ней знакомый пролом. Значит, она движется в правильном направлении. Как только она миновала пролом, стали попадаться захоронения. Вот хотя бы это. Перед ним ребятишки всегда останавливались. Черный ангел скорбно склонил погребальный факел к земле. Вторая рука, согнутая в локте, воздета вверх. Одно крыло отсутствует, и черный обрубок торчит наподобие горба. Перед ней могила купца Брыкина.

Вера вдруг вспомнила: в статую ангела самые смелые бросали камешки, осколки бутылок и прочую дрянь, стараясь попасть в его печально-торжественное лицо.

Луч фонаря упал на блестящую от дождя поверхность памятника, блеснул в каменных глазах, и Вере показалось: ангел упер в нее тяжелый взгляд. Девушка слегка поежилась. Тут она вспомнила: где-то здесь из земли торчит кусок ржавого троса, неведомо как попавшего сюда, и замедлила шаг. Вот он, трос. Разлегся на самой дороге как капкан, поставленный непонятно на кого. Может быть, и на нее саму. Вера переступила через петлю и зашагала дальше.

Минут через пять должна появиться новая достопримечательность – здоровенный пьедестал, на котором стоит мальчик в коротких штанишках на помочах. Одна рука ребенка указывает вперед, неведомо куда. Пьедестал, сложенный из красного, почерневшего от времени кирпича, давным-давно облупился, и узнать, кто же лежит под этим памятником, не представлялось возможным. По поводу этой могилы существовала такая легенда. Будто бы жил в старое время в Сорочинске некий дворянин, имя его позабылось. Жена у него умерла, и он женился вновь. Кроме того, у него имелся сын. Мачеха невзлюбила пасынка, но тронуть его боялась, опасаясь гнева мужа. И решила она извести малютку. Сказано – сделано. Однако нянька ребенка случайно увидела, как мачеха подсыпала в кисель какой-то порошок. После того как ребенок преставился, она упала перед барином на колени и обо всем рассказала. Дворянин призвал к себе жену и давай ее допрашивать. Под пытками та призналась в преступлении. Дворянин придушил несчастную и закопал ее здесь же, неподалеку. Место, где она лежит, так и осталось неизвестным, но на него якобы указывает стоящий на пьедестале мальчик. По легенде вместе со злодейкой-женой дворянин закопал в землю несметные сокровища. Нужно было только отыскать могилу, и разбогатеешь. По-видимому, легенду все же принимали за правду, потому что в том направлении, куда указывала рука мальчика, имелось несколько старых, совсем оплывших ям. Видно, искали клад.