Орудия тьмы. Железный шип - Кэтлин Киттредж Страница 5

В подтверждение его слов из двустворчатых дверей тут же вылетела миссис Форчун в развевающейся шерстяной юбке до пола и шали.

— Аойфе! Аойфе Грейсон, где, во имя Галилеевой круглой Земли, тебя носило?

Мистер Гесс следовал за ней по пятам.

— Долтон, ко мне. Вам известно, что комендантский час уже наступил.

Фигура мистера Гесса была до такой же степени заостренной, до какой фигура миссис Форчун — округлой, и вместе они составляли весьма странную пару, стоя в отсветах, падавших из окон столовой.

— Аойфе, ты вся в грязи, а запах от тебя — ни дать ни взять как от уличной девки, — сморщила нос миссис Форчун. Как я ни продрогла, тут меня бросило в жар — и от унижения, и от облегчения, что она не стала допытываться о причинах. — Ступай к себе и умойся. В наказание останешься без ужина.

Всего лишь остаться без ужина — это практически приравнивалось к встрече с распростертыми объятиями. Узнай миссис Форчун, что я побывала в Старом городе и контактировала с вирусотварью, мне грозило бы исключение.

Мистер Гесс громко прочистил горло, и Форчун, величественно обернувшись к нему, вопросительно подняла бровь. В юности, до того как осесть здесь, она покоряла горные вершины и путешествовала по Африке. Возражать ей отваживались немногие.

— Что такое, Герберт? — осведомилась она.

Я насторожилась. Гесс славился тем, что раздавал наказания, в том числе телесные, направо и налево. К тому же он был куда подозрительнее миссис Форчун и считал, что ничего хорошего от нас ждать не приходится. Я затаила дыхание.

— Так что же? — вновь спросила она.

— Девчонка шлялась по городу после шести, занимаясь Мастер-Всеустроитель знает чем, а вы только лишаете ее ужина? — Демонстрируя, каким должно быть наказание, он скомандовал: — Долтон, внутренний дворик, быстро. Стоять по стойке «смирно», пока я вас не отпущу.

На первый взгляд ничего особенного, но попробуйте выдержать несколько часов в полной неподвижности, да еще и на холоде. В прошлом году Маркос Лангостриан потерял мизинец на ноге, проведя во дворе всю ночь. Маленький поганец заслужил это, но сейчас от взгляда, который кинул мистер Гесс на Кэла, у меня сжалось сердце.

— Увидимся завтра, Аойфе, — со вздохом сказал Кэл. — И спасибо за… э… сегодняшнее. Ты просто класс.

Он рысцой припустил в сторону внутреннего дворика, а Гесс так и впился в меня взглядом из-за очков в бакелитовой оправе. Огромные, на пол-лица, они только подчеркивали всю бесцветность своего обладателя.

— Чем вы ему услужили, Грейсон? Задрали перед ним юбку по дороге домой? Знаю я вас, сироток на городском попечении. Чего от вас ждать, особенно от таких, у кого матери в…

— Мистер Гесс, — произнесла миссис Форчун голосом, в котором слышался скрежет шестеренок, — благодарю за поддержку. Аойфе, ступай к себе. Если мне не изменяет память, завтра тебе и злополучному мистеру Долтону предстоит экзамен?

— Да, — ответила я. Хорошо хоть, что уже почти стемнело, и Гесс не видел моего лица. Бросаться на защиту матери или собственного доброго имени все равно бесполезно — только хуже сделаешь. Это я поняла давным-давно. Вступать в перепалку с воспитателем… даже думать об этом мне сейчас не хотелось. И так проблем хоть отбавляй.

Не то чтобы у меня не возникало желания стереть с лица Гесса презрительную ухмылку. Он-то думал, что видит меня насквозь. Все в Академии считали, будто внутреннее устройство Аойфе Грейсон, у которой мать чокнутая и которая находится под опекой властей, известно им до мелочей. Вот уж ничего подобного.

— Ну так иди. Я тебя не задерживаю. — Форчун махнула рукой.

Еле переставляя ноги, я поплелась к себе. Поднявшись на четыре лестничных пролета, я оказалась на этаже для второкурсниц, втиснутом под бывший чердак. Лавкрафтовская Академия Искусств и Машин занимала несколько особняков и их надворных построек. Общежитие для девочек было когда-то конюшней, и летом из-под свесов крыши все еще доносился запах лошадей и сена — призрачный, едва уловимый след прошлого. Прошлого без некровируса, без приютов для умалишенных и без Аойфе Грейсон, студентки, обучающейся за казенный счет.

Меня ждал мой рабочий столик, заваленный ворохом чертежей, инженерных учебников и тетрадей с лекциями, но вместо того, чтобы заниматься, я клубочком сжалась на кровати. После всего произошедшего — с матерью, а потом с Кэлом — мне было не до учебы. Не обращая внимания на протестующий стон пружин, я повернулась лицом к скошенной стенке, переходившей в низкий потолок. Сесилия, моя соседка, была на репетиции хора — они готовили выступление к Хэллоуину, — и в пустой комнате слышалось только тихое шипение эфирного светильника.

Пытаясь избавиться от преследовавшего меня запаха Данвич-лейн, я швырнула скомканную куртку в дальний угол, достала из-под подушки тетрадь и карандаш и взялась за расчеты по проектированию зданий и сооружений. Числа в отличие от повседневной круговерти основательны и неизменны. Числа помогают держать мысли в порядке, не давая болезни поглотить разум, ввергнуть его в плен видений, обречь на вечные скитания в фантастических, невозможных мирах, доступных только безумцам.

По крайней мере в этом я пыталась увериться с восьми лет, с тех пор как маму отправили в сумасшедший дом. Врать так долго, даже самой себе, совсем непросто.

Царапающий звук со стороны двери заставил меня вскинуться. Настольный хронометр, неутомимо тикая и раскачивая маятник, показывал половину девятого. За работой я позабыла о времени.

— Силия, ты что, опять ключ посеяла? — окликнула я. Она вечно все теряла — от нот до шпилек.

Вместо ответа из-под двери появился обтрепанный уголок пергаментного конверта, и из коридора послышался звук быстро удаляющихся шагов. Подняв письмо, я увидела адрес, выведенный ровным широким почерком: «Мисс Аойфе Грейсон, Школа Движителей, Лавкрафт, Массачусетс». Конверт, обугленный с одной стороны, лоснился от грязи, чернила расплылись кровавыми потеками. Казалось, письмо проделало немалый путь.

С замиранием сердца я распахнула дверь и выглянула наружу. Кровь так и стучала у меня в висках. Но пыльный, залитый тусклым светом коридор был пуст. В общежитии царила тишина, только снизу, из холла, долетали обрывки развлекательной передачи. «Какая разница между козодоем и моей девушкой?» — услышала я слова ведущего и следом смех зрителей в студии.

Так же стремительно захлопнув дверь, я перекинула засов. Письмо ядовитой змеей лежало на кровати. Почерк, самый обыкновенный с виду, я узнала сразу. Но не успела я распечатать конверт, как дверь загрохотала снова.

— Аойфе? Аойфе, открой немедленно!

Миссис Форчун! Принесла нелегкая. Я сунула письмо под подушку. Какой бы доброжелательной и понимающей ни была наша воспитательница, этот клочок пергамента мог положить конец и ее терпению.

— Аойфе! — Засов вновь запрыгал. — Если ты там куришь или пьешь спиртное…

Я поскорее стянула школьный галстук, расстегнула несколько пуговиц на вороте и до отказа отвернула краны умывальника в углу. Волосы и трогать не надо было — мои темные непослушные кудри никак не желали укладываться в аккуратную прическу. Я сняла засов.