Последние дни. Павшие кони - Брайан Эвенсон Страница 5

Потом левой рукой, с помертвевшим от боли лицом, он выхватил пистолет и выстрелил себе в глаз. За этим было страшно наблюдать, это было страшно чувствовать. А как только все кончилось, сон начался заново и повторялся раз за разом, пока Кляйн не заставил себя проснуться.

В комнате находились Гус и Рамси: первый стоял у открытого шкафчика и пролистывал календарь, поглаживая пах культей, второй застыл у кровати и смотрел на Кляйна.

– Проснитесь и пойте, – сказал Рамси.

Кляйн сел на край, неуклюже натянул штаны обрубком и рукой. Рамси наблюдал за ним. И как только Кляйн закончил – сказал:

– Для вас есть новая одежда.

– Где? – спросил Кляйн.

– У Гуса. Гус? – повторил он погромче.

– Что? – спросил тот, резко отворачиваясь от календаря, с красным лицом – то ли от стыда, то ли от возбуждения, или от того и другого вместе.

– Одежда, Гус, – сказал Рамси.

– А, точно. – Гус, подобрав стопку одежды у ног, бросил ее Кляйну.

Кляйн снял все то, что надел на глазах у Рамси. Среди новой одежды оказались серые брюки, белая рубашка, красный пристежной галстук. Одной рукой с пуговицами управиться было непросто, особенно потому, что рубашку накрахмалили, но после первых трех дело пошло быстрее. Он хотел было оставить галстук на кровати, но Рамси его остановил:

– Наденьте.

– Зачем?

– Я ношу такой, Гус тоже, – сказал Рамси.

И в самом деле – Кляйн не обратил внимания на то, что у них были точно такие же костюмы, как у него: белые рубашки, серые брюки, красный пристежной галстук. Он поймал себя на мысли о том, как Рамси сумел самостоятельно надеть рубашку. Может, ему кто-то помог.

– Идемте, – сказал Гус, когда Кляйн закончил с галстуком, и подтолкнул его к выходу.

– Слушайте, – начал Рамси, когда они вышли из дверей и зашагали по дорожке. – Здесь особые порядки. Надеемся, вы их будете уважать.

– Ладно, – сказал Кляйн.

– И еще, – продолжил Рамси. – Расследование.

– Он ведет вас к Борхерту, – пояснил Гус.

– Я веду вас к Борхерту, – сказал Рамси. – Он расскажет о расследовании.

– Кто такой Борхерт?

– Важно, не кто такой Борхерт, – ответил Рамси, – а сколько у него. И у него двенадцать.

– Двенадцать?

– Вот именно, – Гус затарабанил как школьник. – Нога, палец ступни, палец ступни, палец ступни, палец ступни, палец ступни, левая рука, палец руки, палец руки, ухо, глаз, ухо.

– Двенадцать, – повторил Рамси. – Конечно, в число входит много пальцев, но если добавить две отсеченных конечности, то это впечатляет.

– Он второй по старшинству, – сказал Гус. – После Элайна.

– Ясно, – протянул Кляйн. – А что за расследование?

– Мы не знаем, – ответил Гус.

– Вам расскажет Борхерт, – сказал Рамси.

– Вы не знаете? – спросил Кляйн.

– Кое-что я знаю. А должен знать больше, – обиженно произнес Рамси. – Я восьмерка. Незачем от меня что-то скрывать. С Гусом-то все ясно.

– Я всего лишь однушка, – признал Гус.

– Он всего лишь однушка, – улыбнулся Рамси. – По крайней мере пока.

– Я тоже однушка, – заметил Кляйн.

– И в самом деле. – Гус обернулся к Рамси. – Он однушка, а все узна́ет.

– Он исключение, – объяснил тот. – Он исключение, которое подтверждает правило.

– Почему? – спросил Кляйн. Они подошли к уходящей от дороги тропинке, выложенной дробленой белой ракушкой. Рамси и Гус вступили на нее, Кляйн последовал за ними.

– Да, почему? – спросил Гус.

– А мне откуда знать? – воскликнул Рамси. – Я восьмерка. Со мной не всем делятся. Может, потому что он самоприжигатель.

– Так, – встрял Кляйн. – Я поговорю с вашим Борхертом, но на этом всё. Оставаться мне неинтересно.

– Борхерт умеет убеждать, – сказал Рамси.

– Не оскорбляйте Борхерта, – сказал Гус. – Будьте с ним вежливы, слушайте, что он говорит, не перебивайте.

– У него двенадцать, – напомнил Рамси. – Плюс нога ампутирована у бедра. Вот это приверженность, а?

– И он оставался в сознании в течение всей операции, – сказал Гус.

– Но под наркозом, – добавил Рамси.

– И все-таки, – настаивал Гус.

– А как насчет прижигания? – спросил Кляйн.

– Прижигания? – переспросил Гус. – Не знаю. Рамси, прижигал он тоже под наркозом?

– Не знаю. Наверно. В любом случае он не занимался самоприжиганием.

– Почти никто им не занимается, – сказал Гус.

– Вообще никто, кроме вас, – добавил Рамси.

Тропинка уходила в деревья, спускалась в низину. Кляйн увидел прикрепленную на древнем дубе камеру слежения. Потом дорожка резко вильнула и снова начала подниматься. Расширилась до обсаженной деревьями аллеи, в конце которой стояло здание из серого камня, напоминающее старинный особняк или интернат. Кляйн насчитал по шесть окон на каждом из трех этажей.

Они подошли к калитке, а Кляйн слушал хруст ракушек под ногами. Из-за колонны дома вышел охранник и встал с другой стороны калитки, наблюдая за ними единственным глазом.

– Что требуется? – спросил он, сложив руки на груди.

– Кончай, – сказал Рамси, – давай без церемониала. Мы к Борхерту.

– К Борхерту? Что требуется?

– Кончай, – повторил Рамси. – Это Кляйн.

– Кляйн, – сказал охранник, опуская руки и при этом демонстрируя ладони, на которых остались только большой, указательный и средний пальцы. Он достал ключ и вставил в замок. – Что же вы сразу не сказали? Пусть входит.

– У всех охранников нет глаза? – спросил Кляйн.

– Да, – довольно ответил Гус. – У всех.

– Они приносят обет, – объяснил Рамси, стуча в дверь. – Это подсекта. Что бы они себе ни отрезали, при посвящении они выкалывают глаз. С этого начинал и Борхерт. Его посвятили в охранники, но потом он ушел. Неизвестно, что сейчас связывает его с охраной, это тайна. Вот почему он второй по старшинству, а не первый.

– И глаз – это еще не все, – добавил Гус.

– Нет? – спросил Кляйн.

– Скажем так, охранник может спеть все высокие ноты, но ни одной низкой.

– Ну, – сказал Рамси, – об этом наверняка не знает никто, кроме самих охранников. А они такие вещи не обсуждают.

Дверь открыл другой охранник, который снова спросил: «Что требуется?» В этот раз Рамси щелкнул каблуками и оттарабанил ответ, показавшийся Кляйну заученным и ритуальным.