Седьмой ключ - Елена Ткач Страница 46

Ошеломленная Вера глядела вслед, растирая ушибленную ногу. От неожиданности она даже не рассердилась. Было ясно — мальчишку кто-то обидел, вот и возненавидел он весь свет…

Происшедшее, как ни странно, придало ей сил. Дом был все ближе, вот показался еле заметный поворот к лесной просеке, куда утром свернули военные с кавалькадой «крутых» иномарок.

«А ведь Мишка-то утром за ними следил, — догадалась вдруг Вера. — Так, прикинем-ка… С тех пор прошло часа два, может, меньше… Видно, все это время он там в лесу за кем-то подглядывал и что-то такое там углядел, отчего сам не свой сделался».

Уже свернув к дому, краем глаза она заметила какую-то тень, мелькнувшую за деревьями. Но решила не подавать виду, что боится, хотя чувствовала чье-то постороннее присутствие. Чей-то взгляд, который точно оружейный прицел был направлен ей в спину.

«Уж совсем немножко осталось, — уговаривала она себя, хоть казалось, еще миг, шорох случайный — и начнет от ужаса криком кричать. — Еще чуть-чуть потерпеть — и дома! Еще немножко — ну, Верка, не дрейфь! День ведь сейчас, днем их силы слабеют. Не может быть, чтобы…»

Сильный удар по голове прервал ее мысли. Она охнула, резко пригнулась и отскочила в сторону. Обернулась… Пустая тропинка! Вера только что свернула с бетонки и углубилась в лес. Он дышал, хмурился. Он не оберегал ее…

Озираясь, спотыкаясь, спеша, кинулась по тропинке. Удар пришелся как раз в самое темечко, она догадалась — это был удар кулака. Знала — не померещилось! И бежала, бежала вперед, как затравленная.

А вдогонку громыхал раскатистый хохот. Глухой и злорадный. И разум отказывался понимать, в каком из миров творилось то, что случилось с ней… В какой из миров увлекала ее затерянная в глуши лесная тропинка…

Вот и опушка, прибрежные кусты, берег озера. Дом, стоящий на берегу. Там девчонки. Там Веточка… Смех, снова смех, только на сей раз, кажется, настоящий. Хриплый икающий смех мальчишки-подростка. И плач. Снова плач! Веткин? Нет… Чей? Скорее, скорее!

На крыльце, скукожившись, упрятав лицо в ладошки, рыдала Машка. Над нею коршуном вился, скакал, руками размахивал Борька. Ветка прыгала возле, колотя его кулачками. Она рвала его за рубашку, оттаскивала от подруги, но он только отпихивался лениво, кружась над жертвой, и, кривляясь, выкрикивал ей что-то в лицо. И хохотал, хохотал, заводясь тем больше, чем горше та плакала.

Вера ринулась к детям, позабыв о своем незримом преследователе. Через миг она была уже возле крыльца.

— А ну, прекрати сейчас же! — задыхаясь, крикнула Вера, подлетела к крыльцу и, ухватив за плечо мальчишку, резко развернула к себе. — Ты до чего довел ее, а?

Борька дернул плечом, стряхнув ее руку, и сжал кулаки. Он, не мигая, глядел на Веру. В его стеклянных расширенных зрачках светилось бешенство, на углах губ выступила пена, нижнее веко подергивалась… Он был невменяем.

— А-а-а! — завизжал Борька, тыча пальцем в осадившую его Веру, — а-а-а, вот еще одна! Дружки-приятели все, да? Давайте, давайте, воспитывайте! А сами по ночам ползаете, я знаю! Все вы, все! Бух лбом, бух! А-а-а, боитесь? Вы бойтесь, бойтесь! Клоуны, все! Куклы набитые! А эти дуры верят вам, да? Сучки поганые, думаете, вы красивые, да? Думаете, вы кому-то нужны? Куклы!

Он согнулся вдруг сломался пополам и боднул онемевшую Веру в живот головой. А потом, весь вихляясь, заходясь в истерическом икающем смехе побежал во всю прыть.

Какое-то время все трое глядели, как мальчишка, спотыкаясь, несся вдоль берега. И Ветка, и Вера застыли как в столбняке, только Машка нарушала эту немую сцену, трясясь и судорожно всхлипывая. Придя в себя, Вера кивнула Ветке, указывая на входную дверь, мол, ступай в дом немедленно. А сама принялась поднимать со ступеней обессилевшую Манюню.

Прошло не менее часа, прежде чем Маша, напоенная чаем и валерьянкой и уложенная в постель, смогла чуть-чуть успокоится. Вера упрашивала ее поспать, уверяла, что разговор о случившемся лучше бы отложить до поры. Маше надо прийти в себя, а о Борьке расскажет ей Ветка… Какое там! Машка, глядя на Веру умоляющими глазами, твердила одно: она все равно не заснет, даже если снотворного наглотается, и вообще, пока во всем этом не разберется, ей не будет ни сна, ни отдыха! Потому что речь идет об ее отце…

Вера поняла, спорить с ней бесполезно. И, вздохнув, повела обеих к себе на второй этаж. Там, перебивая друг друга, они рассказали ей о Борькиной выходке.

Он явился к ним почти тотчас, едва ушли Вера с Алешей, и с ходу начал злорадствовать. Мол, знаю одну вещь, очень для вас интересную, но ни в жизнь не скажу! Дразнился, паясничал, девчонки стали упрашивать. А он зубы скалит, условие ставит: поцелуйте, тогда скажу. Ну, они… В общем, поцеловали. Ветка — в ухо, Манюня — в нос. Тогда он смилостивился — рассказал: ему кое-что известно о кладе. И если Манюня будет паинькой и пристанет с расспросами к своему папочке, тот перед нею не устоит — и все ей выложит. Потому что он один может узнать, где клад, Борька, мол, его выследил. Мол, Манюнин отец только прикидывается обычным простым человеком, а на самом деле он колдун! Это факт — Борька сам видел. Он подсматривал за Машкиным папой, когда тот вчера отправился к дому на том берегу. У него есть ключ от этого дома, и он тайком ходит туда. И там его поджидают, а кто — Борька не видел, только слышал голос. Этот голос командовал Машкиным папой, а тот послушно исполнял все, что прикажут. А приказывали чертить какие-то знаки, произносить какое-то заклинание — абракадабра кошмарная — Борька толком ни словечка не понял… А когда все было исполнено, голос велел Машкиному папе куда-то глядеть. Долго глядеть, очень долго… И тогда он увидит, где спрятано. Что спрятано, Борька не понял, но ясно, бесценный клад! И узнать, где сокровище, может только Машкин отец. А тот голос пристал к нему как банный лист — гляди, мол, ты должен увидеть! Но видно, в тот день ничего у Машкиного отца не вышло, голос очень им был недоволен. И велел ему отправляться в сарай — тот, что рядом с домом и чего-то там делать. Борька из кожи лез — старался хоть что-нибудь разглядеть — но не удалось. Там окошки малюсенькие и такие грязные, запыленные, жуть! Ничегошеньки не видать! И он, Борька, укрылся в кустах, пока Машкин отец не вышел и не отправился своей дорогой. Очень он странный был, как кукла какая-нибудь. Тут Борька начал плеваться, прыгать и издеваться над Машкиным папой и над девчонками. Мол, вот они, ваши родители, все поучают, что хорошо, что плохо, а сами черт-те чем занимаются! И говорил: Машкин папа — фуфло, тряпка, им как слугой помыкают, он у голоса этого вроде как на побегушках… Машка не выдержала и набросилась на обидчика с кулаками. А он увертывался, носился возле дома как угорелый, язык ей показывал, орал, что теперь оба они с папашкой — в его руках, что хочешь он с ними сделает, пусть только Машка посмеет ему, Борьке, в чем-нибудь отказать — он их обоих в бараний рог согнет!

Она, Машка, теперь во всем ему подневольная, он ее повелитель и господин, она должна руки ему целовать, а иначе выведет ее папочку на чистую воду и все про него расскажет. И они тогда опозорятся! А на Машке клеймо останется, что она дочь колдуна! Но он, Борька, добрый, он никому говорить не станет. Пока… Пока Машка будет паинькой, станет его во всем слушаться и исполнять любые его желания. А сейчас он желает, чтобы она выведала у своего папочки, где клад, и ему, Борьке, о том рассказала! А Маша бегала за ним и рыдала, и хотела вцепиться в волосы, и все лицо расцарапать, и нос откусить, чтобы знал! Но он был верткий как ртуть и прямо из-под рук уворачивался. А Ветка так растерялась, что стояла как пришитая — столб столбом! А потом как увидела, что Машке плохо совсем, что она уж с собой не справляется — бухнулась на крыльцо и ну реветь, ну реветь — тут Ветка к ней кинулась, загородила, а Борька наскакивал и все вопил, что теперь никуда они от него не денутся, все они куклы, марионетки, которых взрослые за ниточку дергают. А сами взрослые — гады и сволочи, и всех их надо поубивать, потому что они только врут, и больше ничего… Совсем ненормальный он стал, даже пена на губах выступила. И еще что-то орал, Машка с Веткой всего не упомнят… Но тут появилась Вера и остальное она сама видела. А Машка теперь боится его: вдруг и вправду болтать начнет?.. И все узнают… А она, Маша, очень за папу волнуется — что с ним такое? Никогда ничего подобного… Он не может, не может, ее папа, он добрый, хороший, он всегда хотел, чтоб в их доме был мир и покой, а вот мама… она не хотела. Вечно всем недовольна, вечно злится, кричит, истерики закатывает… Уж если кто из них колдует — так скорее Машкина мама! А папа, если б был колдуном, сделал бы так, чтобы они с мамой не развелись, потому что очень ее любил и Машку тоже… А он ничего поделать не мог и всегда во всем уступал, он просто не способен причинить зло, а тут…