Нужные вещи - Стивен Кинг Страница 43

Мистер Гонт сказал, что Хью не похож на человека, которомусвойственно попусту тратить время, и он не хотел мистера Гонта разочаровывать.

Ему уже не терпелось.

Это хоть как-то нарушит однообразие жизни. Он пил рюмку зарюмкой, курил сигарету за сигаретой и к тому времени, без четверти десять,когда он дополз до второй комнаты и повалился на постель со смятыми грязнымипростынями, на лице его сияла безоблачная улыбка.

3

В семь часов вечера вместе со звонком на закрытие магазиназакончилась и смена Вильмы Ержик в Хемфилл Маркет. В семь пятнадцать онасвернула на подъездную дорогу к своему дому. Мягкий свет сочился из-подполуопущенных штор в гостиной.

Она вошла и потянула носом. Макароны с сыром. Неплохо… дляначала.

Пит, сбросив туфли, лежал на диване и смотрел по телевизору«Колесо Фортуны». Ноги прикрывал свежий номер портлендской Пресс-Геральд.

– Я читал твою записку, – сказал он, тут же вскочив иотшвырнув газету. – Ужин я засунул в печь. Будет готов в семь тридцать.

Он смотрел на нее открытым взглядом чуть беспокойных карихглаз.

Словно собака, которая изо всех сил старается угодить. ПитЕржик привык выполнять домашнюю работу с давних пор и достаточно успешно. Унего, конечно, случались и промахи, но прошло то время, когда он мог лечь надиван в башмаках, отваживался закурить в доме трубку, и скорее снег мог выпастьв августе, чем он, пописав, не опустил бы на место сиденье унитаза.

– А белье ты в дом занес?

Внезапно вспыхнувшее выражение вины и испуга отразилось наего добродушном круглом лице.

– Господи, зачитался газетой и совсем забыл. Сию секундупринесу. – Он уже надевал туфли.

– Можешь не беспокоиться. – сказала Вильма, направляясь вкухню.

– Но почему? Я тотчас принесу!

– Не стоит, – проворковала она. – Я не хочу заставлять тебябросать газету или телепрограмму только потому, что простояла последние шестьчасов за кассой. Сиди, дорогой Питер, отдыхай, сделай одолжение.

Ей не надо было оглядываться, чтобы узнать, как онотреагирует; после семи лет супружества она была уверена, что Питер Майкл Ержиксюрприза ей не поднесет. На лице у него, без всякого сомнения в этот момент появилосьвыражение обиды и досады. Он теперь наверняка будет несколько минут стоять исмотреть в одну точку, как человек, который вышел из туалета и никак не можетвспомнить, вымыл после этого руки или нет, а потом вздохнет и начнет накрыватьна стол и сервировать ужин. Некоторое время спустя он спросит ее, как прошласмена в магазине и ни разу не перебьет рассказом о собственном рабочем дне вУильямс-Браун, большом агентстве по недвижимости в Оксфорде.

На то были свои причины, поскольку Вильма всегда считала,что работа в агентстве по недвижимости самая скучная, какая только может быть.После ужина он без дополнительной просьбы с ее стороны уберет со стола, а онабудет читать газету. Все это он проделает без единой жалобы только потому, чтодопустил промах – не принес со двора выстиранное белье. Надо сказать, чтоВильма вовсе была не прочь сделать это самостоятельно, более того, она дажелюбила эту работу, так как запах свежевыстиранного, прогретого на солнышке ивыветренного белья доставлял ей удовольствие, но не станет же она сообщать обэтом Питу. Ни в коем случае, это ее маленький секрет.

У нее было довольно много таких секретов, и хранила она ихвсе по одной и той же причине: на войне как на войне, нужно использовать любое,самое малейшее преимущество. Иногда по вечерам ей приходится выдерживатьполутора, а то и двухчасовой бой, прежде чем враг сдастся, и она сможет накарте военных действий сменить булавки с белыми головками, принадлежавшие Питу,на свои, красные. Но сегодня бой был выигран мгновенно и без кровопролития, этобыл блицкриг к вящему удовольствию Вильмы.

В глубине души она была уверена, что брак – это нескончаемыйбоевик и что в подобной столетней войне, когда пленников не берут в плен, несдаются, ни единого белого пятна на поле военных действий не остается,поскольку на них тут же накладывают аккуратную заплату, от таких легких победможно быстро потерять вкус к сражению. Но до этого было еще далеко, и поэтомуона вышла во двор с корзиной под мышкой и с сердцем, трепещущим где-то вобласти диафрагмы.

Она успела пройти почти полдвора, прежде чем остановилась.словно громом сраженная. А где же, черт побери, простыни?

Она должна была сразу их увидеть в темноте, белыепрямоугольники, полощущиеся на ветру. Должна была. но не видела. Может быть,они улетели?

Их сдуло? Очень странно. Ветерок, конечно, сегодня был, ноне настолько сильный. Тогда, вероятно, их украли?

Но тут легкий порыв ветра донес знакомый хлопающий звук.Так, значит, они здесь… где-то. Старшая дочь огромного католического клана,состоящего из тринадцати детей, не может не знать, как хлопает на ветру белье.А с этим звуком было не все в порядке. Каким-то он казался тяжелым.

Вильма сделала еще один шаг вперед. Ее лицо, лицо женщины,которая подспудно всегда ожидает неприятностей, потемнело. Она уже видела своипростыни… вернее, очертания, которые должны были быть простынями. Но онисливались с вечерней мглой.

Тогда она сделала еще один шаг вперед, и снова прошелестел ветер.

Простынные очертания хлопнули на этот раз в ее сторону и,едва она протянула руку, что-то толстое и вязкое шлепнулось ей на щеку, что-толипкое и противное прижалось к ней. Как будто ледяная рука мертвеца пыталасьвцепиться в нее.

Вильма была не из тех женщин, кто кричит при любом удобномслучае, но теперь она закричала, закричала и выронила свою бельевую корзину.Снова послышалось мерзкое вязкое хлюпанье – хлопанье, и она попыталасьувернуться от этого нечто, протягивающего к ней свои сырые, отвратительныеклешни. При этом стукнулась лодыжкой о корзину и упала на колени. Тольковезение и быстрота реакции не позволили ей при этом растянуться во весь рост.

Теперь эта тяжелая сырая штука била ее по спине, хлестала пощекам, по шее. Вильма снова закричала и поползла прочь от бельевых веревок начетвереньках. Пряди волос выбились из-под платка, которым она повязывалаголову, и повисли вдоль щек. Она терпеть этого не могла, потому что волосыщекотались. Но отвратительное поглаживание чего-то темного, висевшего на еебельевой веревке, было еще невыносимей.

Дверь кухни распахнулась, и послышался встревоженный голосПита:

– Вильма? Вильма, что с тобой?

И снова тяжелое хлопанье за спиной, похожее на причмокиваниеголосовых связок в распухшем горле. На соседнем дворе залилась истерическимвизгливым лаем собачонка Хэйверхиллов, – тяф-тяф-тяф – что никоим образом непридало Вильме бодрости.