Обращенные - Дэвид Сосновски Страница 42

Это не пинок. Это знак того, что мне не нужна собака. Из этого салаги десантника не получится.

Он скользит. Пол натерт воском. Пол гладкий. Мех на заднице Салаги и подушечках его больших щенячьих лап не улучшает сцепление с гладкой поверхностью. Технически его перемещение в пространстве достигается при помощи носка моей туфли.

И я продолжаю придавать Салаге ускорение, пока мы не достигаем порога ванной. В этой точке я даю ему последний пинок и захлопываю за ним дверь. С секунду я подумываю о том, чтобы войти за ним и захлопнуть дверь за нами обоими. Но у меня такое чувство, что для меня нет никакой разницы, по какую сторону от двери ванной находиться. В любом случае, я нахожусь в собачьей конуре.

Нам с Салагой надо сходить за газетами. Сейчас. Но вернется только один.

Исузу одобряет этот план. Она предлагает оставить его снаружи, когда взойдет солнце. Думаю, у меня есть идея получше.

См.: Марти. Большой послужной список. Очень блестящие идеи.

— Отец Джек… — начинаю я, когда отец Джек открывает дверь.

— Это и есть ваш небравый Солдат? — спрашивает он, протягивая руку, чтобы почесать Солдата за ухом.

— Он самый, — отвечаю я.

И в эту секунду сверхъестественная легкость наполняет мою грудь — чувство облегчения, что по крайней мере одна ложь, которую услышит от меня отец Джек, задним числом оказывается правдой.

— А бант зачем?

— Это его вещь, — говорю я, чувствуя, как легкость испаряется. — Он любит наряжаться.

— Это он вам сказал?

— Намекнул, — я стягиваю бант с шеи Салаги, задевая его большие щенячьи уши. — Кое-кто бросил мне вызов. Это было что-то типа…

— …типа пари?

Я качаю головой и позволяю ей застыть в таком положении.

— Марти, Марти, Марти…

— Знаю, каюсь, — говорю я, и раскаяние в моем голосе — не совсем игра.

А может быть, и игра. Но более чем азартная.

— Вы хотя бы выиграли?

— Я по уши в дерьме, — отвечаю я. — Разбит в пух и прах. Не знаю, что и думать.

— Если бы вы были склонны думать, Марти…

— Знаю, знаю, — я делаю паузу. — Вам нужна собака? Он уже не делает лужи, а просится гулять. Почти никаких расходов. Только наливайте ему немного в мисочку, когда готовите кое-что для себя, и…

— Не думаю, что они с Иудой будут жить душа в душу. Вам так не кажется?

Почему это может понять любой, кроме меня? Щенки-вампиры — прекрасные домашние животные, но только для вампиров. Да уж, открытие…

— Я об этом не думал, — уклончиво говорю я.

— Мы это уже обсудили, — шутит отец Джек. — Следующая тема.

— Вы не знаете никого, кто любит щенков? Вампиров, шоколадных лабрадоров. Это самый милый щенок на свете, и гарантирую, что он всегда будет таким же милым.

— Почему же вы пытаетесь избавиться от своей собаки?

Хороший вопрос. Почему я пытаюсь избавиться от собаки, которая якобы прожила у меня по крайней мере несколько месяцев? Что могло измениться, из-за чего мне внезапно потребовалось избавиться от своей собаки?

— Трудно сказать, — говорю я.

Отец Джек смотрит на меня, на его губах лукавая ухмылка.

— Марти, — он говорит. — Я тот человек, которому можно рассказывать такие вещи. Я же не прошу вас называть мое второе имя.

— Думаю, «Джозеф», — шучу я.

Никуда не годится.

— Ох, отшлепать бы вас, — говорит отец Джек, касаясь моей головы ребром ладони и приглаживая выбившийся вихор. — Я серьезно, Марти. Доверьтесь мне. Доверьтесь.

Хорошо, я лгал все это время, пока вы думали, что я вам доверяю. У меня нет проблем с азартными играми. Правда заключается в следующем, я взял на воспитание смертного. Я взялся воспитывать его с самого начала, и это оказалось куда сложнее, чем на словах. Конкретная ситуация: сегодняшняя ночь. По всей вероятности, с Исузу Солдату ужиться будет не легче, чем с Иудой. Это означает, что я должен избавиться или от щенка, или от ребенка. И учитывая, что Солдата я только что купил, что я не вкладывал в него душу…

Ваши комментарии? Ваша реакция? Прошу!

— Мне нужны деньги, — говорю я. — Карточный долг.

— Вам не приходило в голову вернуть его тем, у кого вы его купили? — спрашивает отец Джек. — Как я понимаю, его уже сделали вампиром, верно? Он, можно сказать, как новенький. Это не стереосистема, у которой есть срок годности и все такое.

Думаю, это прокатит. Или так, или мне придется посадить его на цепь под дерево и позволить солнцу сделать за меня грязную работу, как советует Исузу. Мне приходит в голову одна мысль: следовало бы обеспокоиться тем, насколько быстро она это придумала. Как будто уже размышляла на эту тему, но в ином контексте. К счастью, моя способность к самообману и отрицанию очевидного еще больше, чем способность откладывать удовольствие на потом.

— Думаю, это получится, — я делаю паузу, ощущая, что консультация близится к завершению. — У вас не найдется…

На самом деле мне не следует больше ничего говорить. Начинается формалистика.

— Свежих газет?

Я киваю.

— Почему бы вам самому не купить? — ворчит отец Джек, удаляясь.

— Это почти все, что есть, — объясняет он, когда возвращается. — Спортивных новостей нет.

— Вот и хорошо, — говорю я.

Спортивных новостей не бывает. Это еще одна формальность.

— Иуда их еще читает, — говорит отец Джек; эта реплика — плавный переход к прощанию.

Или, во всяком случае, половина прощания. Я жду.

— Если вы понимаете, о чем я, — добавляет он.

У меня в руке еще ничего нет, и я хлопаю себя по лбу. Со стороны может показаться, что я пытаюсь прибить муху.

— Бинго… — говорю я. — Пачизи… [55]

Отец Джек машет рукой.

Парень из зоомагазина смотрит на меня как, словно я спятил.

— Да он и мухи не обидит, — твердит он. — Смотрите. Смотрите!

Он довольно грубо сует запястье в нос Солдату, оттягивает ему верхнюю губу, заставляя его показать свои зубки-иголочки.

— Видите? Никого он не кусает.

Он следит за мной, пытаясь прочитать мои мысли вышеупомянутым способом, который, как я уже говорил, не работает.