Искусство ловли стрел - Стивен Дэдмен Страница 42

– Все-таки я считаю, что здесь безопаснее.

– Да ну? Сейчас мы везде в опасности. Так? – Такумо обернулся за поддержкой к Магу, и тот печально кивнул.

– И куда же вы собрались?

– Мы спрячемся.

– Пока все не уляжется?

– Все никогда не уляжется. Мы поедем в такое место, где он сможет без помех научиться пользоваться ключом, – Такумо улыбнулся, – и после этого вернемся.

Келли с сомнением покачала головой.

– Надеюсь, ты не собираешься в таком состоянии вести мотоцикл. Я вас подвезу.

* * *

Будто для контраста с огромным сумотори, охранявшим дверь, в кабинет Таменаги Хегарти проводила самая прекрасная девушка из тех, что бывшему солдату довелось увидеть за всю жизнь. Дюймов бы на шесть повыше да волосы подлиннее, подумалось ему, и она была бы совершенством. Девушка закрыла дверь и села рядом так, что он мог видеть ее только боковым зрением. Это отвлекало хуже любой пытки.

Одетый в белый шелковый халат Таменага, похоже, медитировал. Девушка протянула руку к пульту управления на столе, и Хегарти поймал себя на том, что не может оторвать взгляд от ее руки, тонкой, изящной, с непрактично длинными ногтями, окрашенными в невинный бледно-розовый цвет.

Из невероятно дорогих динамиков раздалась отвратительная запись женского голоса с множеством посторонних шумов.

«Это дежурная больница „Добрый самаритянин“. К нам поступил мистер Чарльз Такумо с диагнозом криптогенная кома. Если вы сможете предоставить...»

Женская рука нажала на кнопку, и все стихло. Таменага открыл глаза и посмотрел на бывшего солдата холодным взглядом. Хегарти потерпел несколько секунд и спросил:

– Да?

– Вы слышали это раньше?

– Разумеется. Пэйкер вчера сообщил.

– И вы не сказали мне?

– Но здесь нет ничего нового... – удивился Хегарти.

Таменага кивнул. Снова включилась пленка, динамики пошипели и выдали: «Добрый самаритянин».

Раздался третий голос, принадлежавший женщине, черной, если Хегарти хоть что-нибудь в этом понимал: «Скажите, пожалуйста, у вас есть пациент по имени Чарльз Такумо?»

«Сейчас посмотрю. Он ваш родственник?»

«Нет, просто друг».

«Секундочку...»

Таменага снова кивнул, и пленку выключили.

– Он все еще в коме, – озадаченно начал Хегарти, – Лэмм проверил в больничном компьютере...

– Вам не приходило в голову поинтересоваться, кто мог звонить в больницу с телефона Такумо?

– Пэйкер не сообщил мне об этом, видимо, он перестал прослушивать...

– Вы послали Юкитаку-сан, моего телохранителя, в дом адвоката?

– Да.

Куромаку снова кивнул:

– Замечательно. Он связывался с вами после этого?

– Нет... – почти шепотом ответил окончательно запутавшийся Хегарти.

Рукава халата Таменаги соскользнули, обнажив запястья и чуть выше – татуировки цепей. Хегарти давно знал, что у хозяина есть связи с якудзой, но не мог и предположить, что он в ней состоит. С другой стороны, все его пальцы целы. Совершивший ошибку кобун должен пройти через церемонию, известную как юбицумэ, ритуал отрезания сустава на одном из пальцев. Значит, если Таменага принадлежит якудзе, он никогда не совершал ошибок...

Хегарти попытался не смотреть ни на руки Таменаги, ни на руки девушки, ни на свои и начал подозревать, что совершил очень серьезную ошибку... вернее, ее совершил Пэйкер, находившийся под его началом, значит, отвечать все равно придется ему. Хегарти посмотрел на куромаку, но его лицо, как всегда, ничего не выражало.

– С нами тоже, – негромко произнес Таменага. – К телефону он не подходит. Вы давали ему другое задание?

Хегарти покачал головой и покосился на девушку, надеясь увидеть какую-нибудь подсказку на ее лице... однако место лица заняла серая бездна, пустая, глубокая и пугающая, как дуло ружья. Загипнотизированный, Хегарти погрузился в дежа-вю.

Три года он сражался во Вьетнаме в рядах «зеленых беретов», а затем был уволен без привилегий за то, что в порядке самозащиты застрелил двоих сослуживцев. Он пережил войны, вторжения, государственные перевороты, «действия по наведению порядка», последствия опыления Вьетнама ядохимикатами, три авиакатастрофы и бессчетные уличные драки. Смерть стала его напарницей и часто подходила так близко, что можно было пожать ей руку. Он посмотрел на нопэрапон и, не задумываясь, ударил ее ребром ладони по шее.

Сзади что-то зашевелилось, но он не успел обернуться. Манкири-гусари, обвивавшие запястья Таменаги, со свистом рассекли воздух. Хегарти ощутил мощный удар по позвоночнику и упал со стула прямо к ногам Сакуры.

Через мгновение огромная правая рука ухватила его за плечи и подняла в воздух, а левая врезалась в солнечное сплетение. Хегарти набрал полные легкие воздуха и потерял сознание от боли. Сумотори обернулся к Таменаге в ожидании приказа. Сакура создала себе новое лицо, асимметричное, не запоминающееся и даже менее привлекательное, чем у телохранителя, и тоже выжидающе подняла глаза. Куромаку кивнул, и сумотори сломал Хегарти позвоночник.

– Благодарю вас, Ямада-сан.

Ямада Казафуми поклонился, едва не коснувшись лбом письменного стола, и, с трупом на плече, вышел так же тихо, как и вошел. Сакура, поняв, что Таменага в дурном настроении, поспешила сделать лицо посимпатичнее.

– Вы ушли до того, как Такумо умер.

– Яд может усваиваться организмом больше часа, но противоядия нет. К тому же этот яд трудно определить. Я решила, что причина смерти будет казаться естественной...

– Вы ушли до того, как он умер!

– Там был Магистрале с талисманом и видел меня. Он заподозрил. А у Такумо было наготове оружие. Риск...

Таменага слушал с таким же бесстрастным лицом, как большинство лиц-масок Сакуры. Нопэрапон труслива, не секрет, но это редко имело значение. Гораздо хуже то, что Сакура понимала собственную бесценность и поэтому отказывалась завести ребенка, чтобы он не стал ей заменой. Обыскав всю Японию, Сумиёси-рэнго удалось найти только одного – мать Сакуры, Осима Зуйко, бесплодную (Таменага предлагал ей миллионы иен за второго ребенка), почти слепую, хитрую и в то же время глупую, не желающую учить английский. Отец Сакуры, как и его товарищи по несчастью, был обычным обольщенным нопэрапон безмозглым человеком. Своим врагам Зуйко была известна как Камикари – богомол.

Зуйко-Камикари утверждала, что не встречала ни одного нопэрапона с сорок четвертого года, когда родилась Сакура. В детстве нопэрапонам требуются упорные тренировки, чтобы верно научиться имитировать человеческие лица. Прятать детей непросто, и многие годы, пока Сакура не научилась шевелить несуществующими губами, она изображала вместо лица неподвижную маску – зарубцевавшийся ожог, выдавая себя за жертву бомбежки Нагасаки.