Ужин в раю - Александр Уваров Страница 41

Улыбка застыла.

«Прости уж… Выкручивайся сам…».

Он умер два года назад.

С тех пор в этом доме я — нежеланный гость.

Вот только сегодня…

— Ну, я полагаю, по пустякам меня сюда бы и не пригласили…

Она перехватила мой взгляд.

С минуту смотрела на фотографию.

Потом подошла к серванту. Открыла стеклянную дверцу. Вынула фотографию и подошла к окну, вплотную к пробивавшимся из-под штор лучам света, как будто именно сейчас, именно в эту минуту хотела рассмотреть какие-то ранее неведомые детали на таком знакомом ей (да и мне тоже), не одну сотню раз уже виденном снимке.

— Странно… — сказала она и, подняв голову, посмотрела на меня вопросительно, словно просила помочь ей разгадать давно мучившую её тайну. — А ведь он всегда, всю жизнь вас выгораживал. И передо мной, и перед Леной. Вообще то это не в его характере — выгораживать разгильдяев…

— Полина Петровна!..

— Разгильдяев! — упрямо повторила она и в голосе её зазвучали металлические нотки. — Сергей, вам ведь известно, что наша семья — это семья медиков. Это наша семейная традиция. А медики нетерпимы ко всем формам безответственности и распущенности. Неважно — бытовой ли или профессиональной. В вашем случае, боюсь, сочетается и то, и другое.

— Полина Петровна! — её склонность к поучениям всегда меня раздражала, а в тот день интонации её голоса с самого начала показались откровенно издевательскими и потому, вместо покорного выслушивания очередной (как мне казалось) её лекции я сразу же начал огрызаться (впрочем, сели бы я сразу понял, что терять мне нечего… кто его знает, чтобы я с ней сделал тогда…). — Надеюсь, вы не для того срывали меня с работы, чтобы высказать мне очередное своё «фэ»?! Полагаю, Павел Георгиевич не так уж плохо разбирался в людях и зла своей дочери не желал. Возможно, я не идеальный зять, но семья для меня…

— Семья? — переспросила Полина Петровна с удивлением (мог бы поклясться — наигранным). — Хотите сказать, что семья для вас — это всё? Я слишком хорошо знаю вас, Сергей. Мастер вы… на фразы…

Она подошла к серванту и поставила фотография на место. Медленно закрыла дверцу… Так медленно, что чуть слышный скрип несмазанных петель длился с полминуты и даже показалось, что старые эти дверные петли отыграли несколько тактов мелодии. Жаль, я не понял — какой.

Про-ща-щай!

В последний?…

— Он просто был к вам снисходителен, Сергей. Ну да, конечно, вы же не злодей. Не маньяк. Не наркоман. Не алкоголик… хотя, вот, Лена жалуется, что в последнее время разит от вас…

— Всё то вы знаете! И как быстро узнаёте!

— А у дочери от меня секретов нет. Но вы знаете, Сергей, я ведь недаром говорила о нетерпимости медиков к распущенности. Это ведь профессиональная черта. Так же как привычка мыть часто мыть руки. Коротко стричь ногти. Не разбрасывать вещи где попало. Польза этих привычек проверена… на жизнях других людей. У грязи есть свойство убивать. Так же, как и у безответственности…

— Какой пафос, Полина Петровна! Какой пафос! У занудства тоже, между прочим, есть такое свойство. Может быть, вы мне сразу выскажете очередные свои претензии и я уберусь восвояси? В очередной раз поплакать над своим несовершенством?

Она улыбнулась.

Чёрт! Вот это уже совсем плохо.

Даже моя откровенная наглость совершенно её не злит.

Она что-то решила? Что-то знает?

Что происходит?!

— Боюсь, поздно плакать Сергей… Все сроки вышли. Вам бы лучше было это сделать несколько лет назад. А теперь… Я ведь не просто так вам всё это говорю.

Да, верю. Не просто так.

— Леночке с вами очень трудно… Нет, я прошу — не перебивайте меня! Да, да, вы очень устали от моих упрёков. Я, должно быть, типичная тёща — злобная, патологически вредная мегера, терзающая несчастного зятя. Но уж потерпите немного, мне ведь и самой, поверьте, больно. Мы с вами, конечно, так и остались… Чужими, не так ли?

— Увы, Полина Петровна…

— Ну почему «увы»? Ведь вам нравилось, всегда нравилось именно такое положение вещей. Вам нравилось то, что Лена совершенно оторвана от семьи…

— У неё своя семья, Пол…

— Ну не семья это, Сергей! Боже мой!

Да, в другое время я бы порадовался, что всё-таки сумел вывести её из себя. Она не выдержала и всё её фальшивое, показное, демонстративное спокойствие мгновенно куда-то исчезло — и движения рук стали резкими и нервными, и кружевные крылья халата взлетели вверх и вновь опали, и льдинки в её глазах, те самые льдинки высокомерного равнодушия, что не таяли все эти годы, не таяли даже тогда, когда полыхающие потоки взаимной ненависти могли бы, казалось, расплавить и железо, эти льдинки готовы были неведомой ей талою влагой пролиться по задрожавшим её векам.

В другое время… Но тогда, в ту минуту, что это не просто очередная вспышка гнева. И дело не просто в неприязни.

Она готовится. Готовится сказать мне…

Чёртова тёща. Педиатр с многолетним стажем. Удивительная, сильная, властная женщина, которую я ненавидел. Всегда. Столько, сколько знал её.

И столько же времени она ненавидела меня.

Семья… Очередная её схема. Очередной диагноз.

— Вы разве в семье? Разве вы хоть немного заботитесь о ней? Лена… Она ведь… Ну, понимаете… Это ведь и моя ошибка. Педагогическая ошибка. Увы, я учила её заботиться о людях. Особенно, если эти люди — близкие. Любить их. Не оставлять их…

— У вас замечательная дочь, Полина Петровна. А у меня — замечательная жена. И я зарабатываю деньги, как могу… Честное слово, не пойму, к чему весь этот разговор.

— «Как могу», — весьма неумело передразнила она меня (ну зачем, зачем ей надо было тогда меня унижать? почему она хотела непременно меня унизить?). — Сергей, вы просто… Вы просто негодяй! Да, негодяй! Все эти ваши отговорки… Неужели вы сами верите в то, что говорите? Вы, педагог, специалист с высшим образованием, с вашим умом, способностями… И чем всё это заканчивается? Этим вашим «могу»?! Могу разносить газеты и буклеты. Могу расклеивать объявления. Могу раздавать рекламные листовки у метро. И что ещё «могу»? Воровать или просить милостыню? Вы не можете только нормально жить. Вы просто не способны на это! Сергей, вы рушите всё, к чему прикасаетесь. Я не знаю, откуда это в вас, не знаю… Сначала я думала, что элементарная слабость. Воли, сознания… Если бы так! Нет, теперь я понимаю, что всё гораздо, гораздо хуже. Вы просто переполнены какой-то страшной, чёрной, отрицательной энергией. Вы просто живое её вместилище!

Честное слово, я был искренне удивлён её словами. Я даже подумал (да, тогда я ещё мог думать), что она просто спятила от многолетней ненависти ко мне. Или просто сменила тактику и теперь решила внушить мне мысль о моей врождённой порочности…