Клон Дьявола - Скотт Сиглер Страница 41

— He-а. На Черном Маниту полно топей. А вы не волнуйтесь, э? Я да «Надж» — мы все вам покажем.

— «Надж»?

— Ага, — кивнул Клейтон. — Тед Наджент. «Надж», э?

— Ладно, — сказала Сара. — Если уж Дэдли Тэдли в деле, то я и подавно.

Здорово. Меньше всего Колдингу надо было, чтобы за ним увязалась женщина.

— Уф, Сара, в этот раз тебе ехать необязательно. Побудь здесь.

Она пожала плечами:

— Да как я могу. Это же «Надж», понимаешь?

— Вот именно, — сверкнул колючей улыбкой Клейтон. — Спать не собираетесь? Чтоб завтра ровно в восемь оба стояли на крыльце, ясно?

— Ясно, — ответила Сара. — Надо согласовать с моим экипажем. Подбросите меня к ангару, Клейтон?

— Да с радостью, э? Колдинг, ваша комната номер двадцать четыре. До завтра.

Колдинг кивнул, почти сразу же забыв о Саре и Клейтоне, оставивших его одного в мониторной. Кто бы ни был этот «Надж», очень скоро он узнает это.

Колдинг вернулся к оружию, проверяя работоспособность каждой единицы без исключения. Он прикидывал возможности и непредвиденные ситуации. До большой земли три часа на катере, только вот катера на острове нет. Кроме Гэри Дитвейлера и братьев Пальоне, ни одна живая душа не ведала, что они на Черном Маниту. Ни одна. Однако, напомнил себе Пи-Джей, именно так и должно быть, если они хотят закончить исследования, возродить к жизни предка и подарить надежду миллионам.

9 ноября. Оранжевые пауки

Цзянь чуть запнулась, но Колдинг сильной рукой поддержал ее.

— Мистер Колдинг, я не хочу спать. Надо еще поработать.

— И не пытайтесь, милая, — сказал Колдинг. — Шагайте, шагайте, вам пора спать.

Он привел ее в холл особняка. Она, Румкорф и Тим закончили имплантацию. Каждой корове ввели в матку бластоцисту, которые в скором времени имплантируются в стенку матки, формируя эмбрион и плаценту. Вслед за этим последствия ее кодирования вынудят эмбрионы к делению и формированию однояйцевых-моноамниотических близнецов. Мистер Фили назвал это «Отделом генетических распродаж, два по цене одного». Некоторые могут разделиться и трижды, выдав тройню. Все это, конечно, предполагало, что иммунная система продолжит воспринимать эмбрионы как «самое себя».

Движение.

Вон там, слева от нее. Цзянь быстро глянула туда. Ничего. Могло это быть оранжевой вспышкой?

— Цзянь, — сказал Колдинг. — Ты в порядке?

Она еще секунду смотрела туда: так и есть — ничего.

— Все хорошо, мистер Колдинг.

Они пошли дальше. Колдинг ее настоящий друг, единственный друг с тех пор, как правительство посчитало ее семилетним гением. Именно тогда ее забрали из родного дома в горах, отняли от семьи и отправили в спецшколу.

Много времени прошло, прежде чем Цзянь оправдала ожидания и продемонстрировала еще большие успехи, обгоняя своих коллег в Китайской академии наук. В одиннадцать она опубликовала свою первую работу по генетике. К тринадцати Цзянь выступала на конференциях, и ее лицо появлялось во всех новостях, как живой пример стремления Китая к научному лидерству.

А потом случились два обстоятельства. Первое: она начала видеть дурные вещи. Второе: Цзянь открыла для себя компьютеры.

Поначалу эти дурные вещи были вещами скорее странными. Тени в закоулках ее сознания, предметы, которые словно прятались, когда она искала их. Галлюцинации становились все страшнее. Иногда они напоминали маленьких синих паучков, изредка — больших оранжевых пауков. Иногда забирались на нее, а бывало, и кусали.

Даже когда Цзянь показывала людям свои руки со следами укусов, никто не верил ей. Девушку пичкали лекарствами. Когда помогало, когда нет. Зато всегда помогал компьютер. Цзянь была среди первых людей в мире, кто в полном смысле слова использовал компьютеры для того, чтобы оцифровать нуклеотидные последовательности гена, понять, что мир силикона и электронов в состоянии воспроизводить ультрамикроскопический мир ДНК. И когда она с головой окунулась в генетический код, то не увидела ничего, кроме кода. Никаких пауков.

Катились годы, некоторые хуже других. Лекарства менялись. Пауки ненадолго исчезли, им на смену пришли зеленые длиннозубые крысы, но затем пауки вернулись, а крысы остались. Когда к паукам и крысам присоединились четырехфутовые пурпурные сороконожки, Цзянь впервые решила положить всему конец. Люди остановили ее. Остановили ее и вернули в работу. Но так трудно работать, когда пауки, крысы и сороконожки кусают тебя… В конечном счете боссы перестали нагружать Цзянь работой, которую она была не в состоянии завершить. Они оставили ее самостоятельно исследовать свой компьютеризированный мир четырех букв: «А», «С», «G» и «Т».

В какой-то период — Цзянь точно не помнила когда — она вновь начала писать научные статьи. Большинство материалов было сфокусировано на теории оцифровки всего генома млекопитающих, создания виртуального мира, способного продемонстрировать взаимосвязь видов. Коммерческой или медицинской ценности ее работы не представляли, и боссы просто не стали ей препятствовать. По крайней мере, ее гений демонстрировал миру славу Народной партии.

Но как-то раз боссы объявили Цзянь, что она уезжает. И отправили к Данте Пальоне в «Генаду» работать с Клаусом Румкорфом. «Продолжай играть в компьютеры, — напутствовали они ее. — И если все сложится хорошо, тебе поставят памятники».

Экспериментировать она начала с людьми, помещая созданных ее компьютером геномы внутрь маток волонтеров, которые не имели никакого понятия о происходящем. Цзянь знала, что так нельзя, что это плохо, но если ты не можешь спать оттого, что десяток волосатых пауков ползают по твоему лицу, разница между «хорошо» и «плохо» сглаживается.

Эксперименты закончились провалом. Некоторые результаты оказались страшнее пауков, крыс и сороконожек. Цзянь изо всех сил старалась забыть о них.

А потом Данте взял на работу Тима Фили и Пи-Джей Колдинга. Последний настоял на прекращении экспериментов с людьми в «Генаде». И заставил Румкорфа назначить Цзянь новое лекарство.

И пауки ушли.

— Вот твоя комната, — сказал Колдинг. — Нравится?

Цзянь коснулась пальцами красно-коричневых обоев, ощущая фактуру бархатистых узоров. Пластиковый светильник на высоком потолке казался здесь неуместным, словно его только что подвесили вместо «родного». Красивая деревянная, с четырьмя столбиками кровать ждала ее, пухлое белое стеганое одеяло звало ее, будто любовник.

Самым важным, конечно, был здесь еще один семимониторный компьютерный стол. Такой же, как на борту С-5 и как на острове. Умница Данте. Он всегда заботился о том, чтобы Цзянь могла работать, где бы ни находилась.

— В этом местечке обычно тусовались богатеи да знаменитости, — сказал Колдинг. — Скоро и ты станешь такой же. Богатой и знаменитой.