Дитя в небе - Джонатан Кэрролл Страница 40

Киношники, даже практически невидимый осветитель или статист, чувствуют себя очень важными персонами, что вполне понятно, поскольку все вокруг тоже просто мечтали бы работать в кино. Феномен вообще очень интересный: спросите десять человек, хочет ли кто-нибудь из них стать президентом, и наверняка найдется, по меньшей мере, один, который ответит отрицательно. После этого спросите их, хотели бы они хоть в каком-нибудь качестве работать в кино, и можете быть уверены, что большинство, если не все десять ответят утвердительно. Ирония в том, что съемки фильма, пожалуй, один из самых скучных на свете способов убить время. Ничто не делается быстро, и обычно повторяется четыре, пять, шесть… бесчисленное количество раз. Чувства общности тоже как-то не возникает, поскольку на съемках у каждого свои настолько специфические и требующие времени обязанности, что всем приходится заниматься своим делом до тех пор, пока не отснята сцена, а затем вкалывать как проклятым, чтобы подготовиться к следующей.

Но, как и в случае со многими другими занятиями, потребитель видит лишь конечный продукт, и продукт этот настолько романтичен и увлекателен, что трудно не захотеть поучаствовать в его создании.

Стоя со стаканчиком кофе в руке, я оглянулся на съемочную площадку и вспомнил свои последние съемки: как во время работы над «Удивительной» у меня частенько появлялось чувство, что я скорее смотрю на свою жизнь со стороны, нежели проживаю ее. Этакое навязчивое, зловещее ощущение, избавиться от которого стоит большого труда. Отчасти я снова испытал его в тот день, когда узнал о смерти Фила. Как я уже говорил, одной из первых мыслей, посетивших меня после этого известия, было изобразить его смерть кинематографически. Это можно отнести на счет шока, но разве всего за несколько месяцев до того я не видел все, что знал исключительно через объектив своей внутренней камеры. «Я – камера», конечно, замечательное название, но не слишком здоровое в том случае, если речь идет о твоей жизни. И сейчас, глядя на съемки этого фильма, я вспомнил свои последние дни в Голливуде.

– Мистер Грегстон? Уэбер Грегстон? Я обернулся и увидел симпатичную женщину лет тридцати с небольшим.

– Да, а что?

– Вы меня не знаете, зато я вас немного знаю. Меня зовут Линда Уэбстер. Я шила одежду Филу Стрейхорну для его «Полуночи». – Она неуверенно протянула мне руку. Я, почти не глядя, сунул ей свою и тут же громко вскрикнул. Опустив глаза, я увидел, что в мой большой палец вонзилась игла.

Она вытащила ее и снова воткнула в пристегнутую к запястью подушечку для иголок – непременная принадлежность костюмера.

– Ой, простите! Вечно я забываю… Извините, ради Бога.

– Ничего, ничего. Правда! – У нее было такое потрясенное и виноватое выражение лица, что мне вдруг больше стало жалко ее, а не свой палец. – Может, выпьем кофе? – Я поднял свой стаканчик.

– Похоже, вы какое-то время провели в Европе, да?

– С чего вы взяли?

– Просто обычно европейцы так говорят: «Выпьем кофе». А американцы чаще всего предлагают: «Пошли, угощу тебя кофе». Так что сразу можно определить, с какой вы стороны океана. Сколько вы там пробыли?

– Около года.

– Ну да-ааа, конечно, вспомнила! Фил много рассказывал о вас и всегда интересовался, где вы в тот или иной день. Он часто приносил на площадку ваши фотографии и показывал нам. Такие забавные… Ну и как вам его шуточка? Кстати, он вам не говорил, чем сейчас занимается?

– Занимается! Да он же мертв.

Она ухмыльнулась и покачала головой.

– А я слышала совсем другое.

– Лина… то есть, Линда, правильно? Линда, я сейчас живу у Саши Макрианес. Это она обнаружила тело. Он мертв, неужели вы не знали?

– Я знаю Сашу. Она обнаружила человека с простреленной головой, вот и все.

– Линда, вы еще будете мне рассказывать! Он был моим лучшим другом.

У нее были глаза женщины, считающей их гораздо более привлекательными, чем они есть на самом деле. Сейчас эти глаза говорили, что ей известно нечто такое, – возможно, какая-то тайна – чего не знаю я. И уж она постарается не рассказывать об этом как можно дольше.

Сзади подошел Вертун-Болтун и положил руку мне на плечо.

– Привет, Линда! А я и не знал, что ты работаешь на этом фильме.

Она демонстративно надула губки, сильно оттопырив нижнюю.

– Я уже тебя видела и даже поздоровалась с тобой, Уайетт, но ты, наверное, был слишком занят болтовней с Дебби и остальными.

Он рассмеялся смехом Вертуна-Болтуна и его же знаменитым голосом ответил:

– Я тебя тоже видел, но сколько раз повторять: нельзя нам с тобой встречаться на людях.

– Линда, пожалуйста, повторите Уайетту то, что вы сейчас сказали мне. Она пожала плечами.

– Да просто все знают, что Фил вовсе не мертв. Это было одним большим дурацким розыгрышем.

Голос Вертуна мгновенно сменился голосом Уайетта, мягким, но напряженным.

– О чем это ты?

– После того, как это случилось, целая куча людей видела его в самых разных местах. Да будет тебе, Уайетт, что же тогда, по-твоему, означает стрельба на кладбище? Неужели ты и впрямь думаешь, будто это случайность? Говорю же тебе – все это подстроено.

– А где именно его видели?

– Кто-то видел, как он покупает хотдог у Томми, Уолт Плоткин видел его на Мелроуз в Лос-Анджелесе, короче говоря, я от многих людей слышала, что его видели в самых разных местах.

– И чем же он занимался?

– Просто слонялся. Пил, ел. Ничего особенного. Я взглянул на него.

– Похоже на заголовок в «Нешнл Инкуайрер»: «Филип Стрейхорн обнаружен живым в магазине на Мелроуз-авеню».

– Но ведь это объясняет твои кассеты, разве нет? Получается, что эти кассеты вовсе не от мертвеца.

– Господи, Уайетт, ну неужели ты веришь в подобную чушь? Ведь то же самое говорили практически о любой умершей знаменитости! Элвис108 жив. И ДФК09 жив. И Говард Хьюз110 .

– Вот значит как, чушь, да? Что ж, спасибо на добром слове! – Линда развернулась и пошла прочь.

Но мы не обратили на ее уход ни малейшего внимания, Уайетт начал загибать пальцы.

– В этом случае, Уэбер, все становится на место. Обретает ужасный мелодраматический смысл. Маленькая девочка, ангел-посланец, если угодно, появляется с предупреждением от Бога не снимать эти фильмы. А ведь нам известно, что он и так не хотел больше их делать. А еще нам известно, что он был на грани срыва, возможно даже болен. К тому же, здесь такое случается не впервые. Иногда ради пущей популярности, иногда потому, что у кого-то едет крыша.

– А как же Саша?

– А что Саша? Просто Фил каким-то образом узнал, что она больна, раньше ее самой.

– Ладно, давай далъше. Ее беременность? Об этом он тоже знал?