Большая книга ужасов – 86 - Мария Некрасова Страница 4

Толстый метался по двору, размахивая облезлым веником, и вопил: «Рептилоиды атакуют! Все в укрытие!» В глубине корпуса шумно топала Ленка-воспитатель, выгоняя на улицу тех немногих, кто ещё не разбежался по кружкам. Из баскетбольной коробки выскочили Профессор и Влад. Профессор ещё чеканил мячом и так, чеканя, и побежал в сторону Линейки. Я перехватила Толстого и подтолкнула за Профессором и Владом. Он оседлал свой веник и поскакал за ними в нужном направлении, вопя своё «Рептилоиды атакуют!».

Из рукодельного кружка им наперерез неспешно выходила Семыкина, не выпустив из рук вышивку. Тряпка была больше наволочки, и Толстый этим воспользовался: отобрал, набросил себе на голову (Рептилоиды атакуют с воздуха, все в укрытие!) и помчался дальше. За ним Семыкина с воплями «Дурак, там иголка!» и ещё парочка девчонок за компанию. Над всем этим возвышался трубный глас Петровича из матюгальника на столбе: «Эвакуация! Всем пройти на Линейку! Эвакуация! Всем пройти…» Любит наш Петрович учебные тревоги. Я думаю, он так развлекается. А то сидишь весь день в будке на проходной – скукота.

Из корпуса выскочила Булка, придерживая на голове эмалированную столовскую миску, типа каска, за ней гнался Коля, пытаясь на ходу по этой миске постучать. Последней вышла Ленка, заперла корпус на висячий замок и кивнула мне:

– Всех видела?

– И половины нет. Сейчас из кружков сбегутся, на месте пересчитаем.

Линейкой мы называем поросшую бурьяном площадь за футбольным полем на территории старого лагеря. Наш лагерь строился рядом с ним по принципу «сперва построим новый, потом снесём старый», да только старый так и не снесли. Формально это тоже наша территория, хотя по ней не скажешь. Там, на Линейке, где собирались пионеры много лет назад, ещё торчит из земли обломок ржавого флагштока, ещё жива тротуарная плитка и надписи на ней облупленной масляной краской: «Отряд «Светлячок» 88-й год», «75-й» и даже шестьдесят какой-то. Почти на каждом шагу почти каждый квадратик исписан-изрисован – прямо Аллея Славы после апокалипсиса. Линейка дальше всего от жилых корпусов, поэтому если и правда что случится – это самое лучшее место для эвакуации. Но корпуса старого лагеря оттуда видны. С трёх сторон лагерь окружён лесом, а с четвёртой – руинами.

Нет, ту часть старых корпусов, которая на нашей территории, отреставрировали, и там живёт персонал. Два ярко раскрашенных домика, куда надо лезть через дыру в заборе (или обходить весь лагерь по широкой дуге, чтобы выйти через проходную), а дальше – руины. Мы мелкими туда лазили: интересно же. Хурма с Петровичем нас вылавливали, но мы бегали быстрее и лучше прятались.

…А сейчас дети почти перестали туда лазить: интересы другие. Только старшие любят это место за уединённость: никто не найдёт, не погонит в столовку, не пристанет с нотациями…

Все одиннадцать групп собрались на Линейке. Малыши культурно выстроились в линии на своих местах, те, что постарше, ходили волнами. Мои построились кое-как на изрисованной плитке. Семыкина наконец-то догнала Толстого, отобрала вышивку. Коля постучал в очередной раз по Булкиной каске, получил этой каской под Ленкино шиканье (она пересчитывала детей, а эти четверо носились вокруг неё и сбивали). Профессор засунул свой мяч в штаны Влада сзади, а я с удивлением подумала, что «старшие» – это теперь мои.

– Четверых не хватает. Лёлика с бандой… И Сашки!

* * *

Сквозь толпу продирался Петрович со своим матюгальником:

– Просьба соблюдать спокойствие и порядок, всем построиться! Тридцать минут собирались! Формально вы все мертвы…

– А вот и рептилоид пришёл. Нам хана! – Толстый картинно вздохнул.

Ленка даже не заметила. Она, как я, пыталась высмотреть наших:

– Отсиживаются где-нибудь. Найду – всыплю.

– Эти-то да, – говорю. – А вот на Сашку это не похоже.

– Они в старые корпуса пошли ещё с утра. – Профессор отбивался от тумаков Влада.

– Кто?

– Сначала Сашка, а за ней Лёлик с бандой.

Опа! Лёлик с бандой привязались к Сашке давно, судя по всему ещё в школе. Нет, она мне не жаловалась, и Ленке с Хурмой тоже, но булинг в мешке не утаишь. Да и Лёлик не из тех, кто считает нужным скрывать свои делишки. Доставать Сашку в открытую они при мне всё-таки стеснялись, и всё равно… Эти все разговорчики, взгляды, словечки, за которые в моём детстве били по губам… В общем, уже через пять минут после того, как моя группа заселилась в лагерь, было ясно, кого Лёлик и дружки выбрали жертвой в этом году. С начала смены я сто раз пыталась вызвать Сашку на разговор, но так ничего и не добилась. А на душе было неспокойно. Это в первом классе Лёлик с друзьями ограничивались лягушкой, подкинутой в постель, а семнадцатилетние лбы втроём против девочки…

Петрович прохаживался вдоль рядов и вещал в свой матюгальник:

– Мы живём в нелёгкое время, когда очень важно уметь себя вести в чрезвычайных ситуациях. Ни пожар, ни взрыв никому не дают второго шанса…

И тут раздался крик. Кричали далеко, визгливо на одной ноте, как будто хотят высверлить в ухе дыру. Вся Линейка замолчала разом, словно прислушиваясь, хоть это и не нужно. А крик не умолкал. Он тянулся и тянулся, наверное, минуту или дольше, у меня даже в глазах потемнело. Или не в глазах. Я моргала, а это не проходило, а там все кричали. Где-то у старых корпусов.

Потом звук как выключили. В ушах ещё стоял белый шум, как в старом телефоне. Тучная колонна поваров, стоящих ближе всех к старым корпусам, молча потянулась к забору. Теть Даша по-хозяйски отодвинула железный прут, держащийся на честном слове, и шагнула по ту сторону.

– Всем группам вернуться в свои корпуса, всему персоналу – на рабочие места. – Матюгальник Петровича так рявкнул в этой тишине, что я словно проснулась. – Охрана, ко мне!