Карнакки - охотник за привидениями - Уильям Хоуп Ходжсон Страница 4

В ту ночь я так и не заснул, но так и просидел на краю постели, погрузившись в размышления. Утром, когда стало вполне светло, я осторожно спустился к капелле, открыл дверь и заглянул внутрь, но хотя все помещение было залито лучами восходящего солнца, мне потребовалось колоссальное усилие воли, чтобы заставить себя войти.

После недолгой нерешительности я все-таки набрался необходимой отваги и направился к тому месту, куда упала моя камера. Матовое стекло оказалось разбитым, но во всем прочем она была невредимой. Я поставил ее там же, где она и стояла ночью, однако вынул отснятую кассету, отправив ее в один из боковых карманов и сожалея о том, что не вставил вторую в тот самый момент, когда услышал странные звуки возле солеи.

Наладив свою фотоаппаратуру, я подошел к солее, чтобы забрать фонарь и револьвер, выбитые у меня из рук неожиданным ударом. Фонарь безнадежно погнулся, но с пистолетом ничего не случилось. Сделав все это, я с истинной прытью выскочил из капеллы и запер за собой дверь. Признаюсь честно, что этим утром я не испытывал никакого желания называть сэра Альфреда старой бабой за меры, предпринятые им в отношении капеллы, и тут мне в голову внезапно пришла следующая мысль: а не знание ли о какой-то связанной с кинжалом трагедии заставляет его столь тщательно следить за тем, чтобы в капеллу никто не входил по ночам?

Я вернулся к себе в комнату, умылся, побрился и оделся, а потом спустился вниз и попросил исполнявшего обязанности дворецкого слугу подать мне сандвичей и чашку кофе.

Чуть погодя я уже самым быстрым шагом шел в Бертонтри, поскольку меня посетила идея, и я стремился как можно скорее опробовать ее. Я оказался там чуть раньше половины девятого и обнаружил, что местный фотограф еще не приступал к работе. Однако я не стал ждать и постучал; вскоре он появился в рубашке без сюртука, ясно было, что я оторвал его от завтрака. В нескольких словах я объяснил этому человеку, что мне немедленно нужна темная комната, и он тут же предоставил ее мне.

Я сразу занялся проявлением, но не отснятой пластинки, а той, которая оставалась в камере все время моего пребывания во тьме. Дело в том, что объектив при этом оставался открытым, и вся солея, находилась, так сказать, под наблюдением. Все ли вы знаете о моих экспериментах с фотографией в темноте… то есть в той темноте, какой она кажется человеческому взгляду? На мысль о таких экспериментах меня навели рентгеновские лучи, и в тот миг я испытывал еще не оформившуюся до конца надежду на то, что если в часовне находилось нематериальное создание, камера могла зафиксировать его изображение.

Поэтому я следил за воздействием проявителя на пластинку с самым неподдельным и глубоким интересом. Наконец я заметил проступившее на ней слабое черное пятно, следом за которым проявились другие — нечеткие и расплывчатые. Я поднес негатив к красной лампе. Пятна были разбросаны по всей пластинке, однако не складывались ни во что определенное, и, тем не менее, их появление весьма взволновало меня, и я вернул пластинку в проявитель. Несколько минут я наблюдал за ней, и раз или два извлекал из раствора, чтобы внимательнее рассмотреть, однако так и не смог понять, какие очертания принимает изображение, пока вдруг не заметил, что в одном из двух мест они как бы складываются в подобие кинжала, однако столь нечеткое, что в этом нельзя было испытывать. Тем не менее, сама идея, как вы можете представить, весьма взволновала меня. Я еще подержал пластинку в проявителе, а затем опустил ее в закрепитель и приступил к проявлению другой пластинки. Процесс пошел, как положено, и очень скоро я получил отменный негатив во всем аналогичный отснятому в предыдущий день — за исключением освещения. Я положил в закрепитель и эту пластинку, а потом быстро промыл обе и на десять или пятнадцать минут отправил в метиловый спирт, после чего отнес на кухню фотографа и просушил в печи.

Пока обе пластинки сохли, мы с фотографом отпечатали с увеличением изображение с отснятой мной при дневном свете пластинки. После этого мы поступили аналогичным образом с двумя только что проявленными мной и поскорее промыли и вынули отпечатки, так как меня не заботило их закрепление. Проделав это, я вынес отпечатки на дневной свет и тщательным образом обследовал их, начиная с того, на котором в нескольких местах как будто бы угадывались смутные очертания кинжала; впрочем, глядя на увеличенный отпечаток, я не ощущал особенной уверенности в том, что не дал излишней воли своему воображению, позволив ему создать очертания оружия из расплывчатых пятен. И с неким непонятным разочарованием я отложил снимок и принялся сравнивать два других.

Битую минуту я переводил взгляд с одного снимка на другой, не находя в них ни малейшего различия. И вдруг меня зацепило: таковое нашлось и на втором снимке кинжала не было в ножнах, хотя я был уверен в противоположном.

После этого я начал сравнивать два снимка уже другим способом, пользуясь штангенциркулем и вовсю напрягая внимание, и наконец обнаружил нечто, наполнившее меня волнением.

Заплатив фотографу, я взял три отпечатка под мышку, не дожидаясь, пока их упакуют, и поспешил назад в замок.

Оставив снимки у себя в комнате, я отправился на поиски сэра Альфреда, однако попавшийся мне навстречу мистер Джордж Джарнок сказал мне, что его отец чувствует себя слишком плохо, чтобы вставать, однако предпочтет, чтобы без него никто не входил в капеллу. Мистер Джордж принялся извиняться за, пожалуй, излишнюю осторожность отца; однако упомянул, что и до происшедшего несчастья отец всегда проявлял подобную предосторожность и держал ключ при себе, никогда не позволяя отпирать дверь, кроме тех случаев, когда капелла использовалась по своему прямому назначению. Как сказал мне с кривой улыбкой молодой человек, нападение на дворецкого явным образом оправдало суеверное отношение сэра Альфреда к капелле.

Расставшись с молодым человеком, я взял свою копию ключа и направился прямо в капеллу, а потом, не забыв запереть за собой дверь, погрузился в чрезвычайно интересные и весьма хитроумные эксперименты. Они оказались настолько успешными, что я вышел из капеллы уже в легкой степени лихорадочного возбуждения. Я спросил, где находится мистер Джордж Джарнок, и мне ответили, что он пребывает в утренней гостиной.

— Пойдемте со мной, — проговорил я, выковыряв его из кресла. — Мне нужна ваша помощь.

Он явно был озадачен, однако пошел со мной, задавая на ходу вопросы, отвечать на которые я отказался, попросив его подождать несколько минут.

Я привел его в оружейную комнату. Там я попросил его взять с одной стороны манекен, облаченный в полный панцирь, а сам взялся за него с другой стороны. Мистер Джарнок повиновался, не скрывая явного недоумения, и мы направились к двери капеллы. Увидев ее открытой, он еще более удивился, однако не стал ничего говорить, ожидая моих пояснений. Я запер за нами дверь капеллы, и мы пронесли облаченный в панцирь манекен к дверце на солее.

— Назад! — крикнул я, заметив, что он собирается открыть дверцу. — Боже милостивый, не надо этого делать!

— Что делать? — спросил он, отчасти испуганный, отчасти раздраженный моими словами и действиями.