Двуликий демон Мара. Смерть в любви - Дэн Симмонс Страница 39

— Когда это случится, отец?

Хороший Гром устало закрыл глаза.

— Выбор должен быть сделан при жизни этого юноши. Эпоха Каменных Голов начнется при жизни наших детей. Наше возвращение из пещеры изгнания произойдет… — Старик вздохнул. — Не знаю. Мы не умеем заглядывать далеко в сон или в будущее.

— Через месяцы? — спросил Без Типи, отважный воин, никогда не отличавшийся сообразительностью.

Преследуемый Пауками резко кашлянул.

— При жизни наших детей, — повторил он. — Значит, через годы, ате?

Глаза Хорошего Грома оставались закрытыми.

— Возможно, через сотни лет. Возможно, через сотни сотен. Возможно — никогда. — Он открыл глаза. — Все зависит от выбора Хоки Уште.

Юноша осмотрелся вокруг, взгляды всех присутствовавших были устремлены на него: ошеломленные, обвиняющие, вопросительные и сердитые. Он хотел сказать: «При чем здесь я? Я же не выбирал видение».

Однако заговорил Стоячий Полый Рог:

— Но мы с его дедом выбрали для него жену. Ею станет Бегущий Олененок.

Хороший Гром отрицательно повел левой ладонью:

— Нет, не Бегущий Олененок. Это явствует из сна.

Стоячий Полый Рог встал, выругался, ударил кулаком по стенке типи, сказал: «Но ведь я устроил Большую Раздачу!» — потом увидел бесстрастное лицо Хорошего Грома и в гневе вышел вон.

Хока Уште вздохнул. Ну вот, теперь он нажил врага, самого вспыльчивого воина в селении. А все потому, что его детородцу хотелось стоять торчком, как палаточный шест.

— Мы можем что-нибудь сделать? — спросил Увертливый от Удара. — Что-нибудь, чтобы изменить видение? — Он посмотрел на Хромого Барсука, и юноша словно наяву услышал непроизнесенный вопрос: «Поручить выбор кому-нибудь другому?»

— Нет, — ответил Хороший Гром.

Хока Уште облизнул губы и впервые за все время подал голос:

— Может, мне надо еще раз пройти ханблецею, ате?

— Нет, — повторил Хороший Гром. — Но другие шаманы и я считаем, что тебе следует совершить оюмни.

Хока Уште покусал губу. Обряд оюмни был не поиском видений, а просто странствием. Мысль о необходимости покинуть стоянку и дедушку с бабушкой опечалила и испугала юношу.

Потом, хотя в сердцах сидевших там мужчин оставалась еще добрая тысяча вопросов, а в испуганном сердце Хоки Уште десятикратно больше, Хороший Гром положил трубку и промолвил:

— Митакуе ойазин. Да пребудет вечно вся моя родня.

И на том собрание закончилось.

Хока Уште всю ночь не сомкнул глаз. После церемонии истолкования видения, проведенной Хорошим Громом, все смотрели на него странно. Даже дед с бабушкой поглядывали на мальчика так, будто вместо любимого внука к ним пришло жить какое-то диковинное существо из мира духов. «Это просто дурной сон», — думал Хока Уште, но когда он встал на следующее утро, косые взгляды никуда не делись, тяжкий груз ответственности не спал с плеч, и вся история с видением не оказалась сном.

Поздно утром дед нашел мальчика сидящим на камне у ручья и сказал:

— Ты приглашен сегодня на трапезу в типи Стоячего Полого Рога.

У Хоки Уште учащенно забилось сердце:

— Мне обязательно идти, дедушка? Меня пугает гнев Стоячего Полого Рога.

Громкоголосый Ястреб отрицательно повел ладонью:

— Стоячего Полого Рога там нет. Он с утра отправился на бизонью охоту. Он очень зол.

Хока Уште ощутил прилив счастья:

— Меня пригласила Бегущий Олененок?

Дед пожал плечами:

— Приглашение передала мне Горластая Женщина. Я не знаю, будет ли там ее дочь.

При мысли о трапезе с востроносой старухой Хока Уште весь поник:

— Так мне обязательно идти?

— Да, — сказал дед. — И оденься получше. Надень расшитую бисером рубаху с бахромой на рукавах.

Через два часа Хромой Барсук явился к типи Стоячего Полого Рога — в своем лучшем наряде. Стоячего Полого Рога там и вправду не оказалось. Бегущего Олененка тоже нигде не было видно. Только Горластая Женщина сидела подле кипящего котелка и резала овощи. Она знаком предложила мальчику сесть на одеяло у костра и улыбнулась. Хока Уште не помнил, чтобы он когда-нибудь видел улыбку на лице старухи.

— Для меня большая честь, что искатель видений принял мое приглашение, — сказала Горластая Женщина, не переставая улыбаться.

Хока Уште смешался. Она что, издевается? Женщины икче вичаза славились своими острыми языками, но никто не мог тягаться остротой языка с этой старой каргой. Или она пыталась подольститься к нему, поскольку он теперь знаменитость?

— Для меня большая честь получить приглашение от тебя, — ответил Хока Уште, решив быть вежливым.

Горластая Женщина продолжала улыбаться и крошить турнепсы. Хока Уште обратил внимание, что она орудует большим скорняжным ножом.

— Что ты готовишь? — вежливо поинтересовался он.

— Угадай.

— Тимпсилу, — предположил мальчик, ибо при нем в котелок отправились только турнепсы.

— Нет, — сказала Горластая Женщина, бросая в кипящий бульон последние нарезанные кусочки овоща. — Попробуй еще раз.

Хромой Барсук потер щеку.

— Войяпи? — Он любил ягодный суп, но никогда прежде не видел, чтоб его варили с турнепсом.

Горластая Женщина улыбнулась и помотала головой:

— Нет. Но получится лила ваштай. Очень вкусно. Попробуешь угадать еще раз — или хочешь, чтобы я сказала?

— Скажи. — Он чувствовал себя страшно неловко в обществе старухи.

— Это итка, суп из яиц.

— А-а-а… — протянул Хока Уште, недоуменно думая: «Суп из яиц?»

Улыбка Горластой Женщины превратилась в широкую ухмылку. Старуха поднялась на ноги.

— Да, — пропела она, — из твоих итка. Твоих яиц. Твоих сусу. Твоих шаров. — И она с диким воплем прыгнула на Хромого Барсука.

Мальчик успел вовремя перехватить занесенную руку с ножом, и они двое покатились по шкурам и земле. Горластая Женщина шипела и визжала, точно существо грома, а Хока Уште стиснул зубы и отчаянно защищал свои сусу. Старуха умудрилась-таки пропороть набедренную повязку в области паха, прежде чем Хока Уште высвободил правую руку и со всей силы ударил ее в челюсть. Горластую Женщину отбросило назад — выпущенный из пальцев нож, крутясь, улетел в высокую траву, — и она тяжело рухнула навзничь на угли костра, завопила дурным голосом, а потом откатилась на бизоньи шкуры, с тлеющими искрами в волосах и на кожаном платье.

«Нехорошо так обращаться со своей тещей, — подумал Хромой Барсук, отряхиваясь дрожащими руками. — Нет, теперь уже нет».