Незнакомцы - Дин Кунц Страница 36

До сегодняшнего дня.

Луна.

Разбитый и злой, он стер с диска сотни строк с этим словом, повторявшимся четыре раза на каждой строке, и долго еще смотрел на экран, чувствуя, как нарастает в нем раздражение.

В конце концов он принял валиум.

* * *

В то утро Доминик уже не мог работать, и в половине двенадцатого они с Паркером Фейном заехали за Денни Ульмесом и Нгуен Као Чаном — своими подопечными из отделения благотворительной организации «Американские старшие братья» в округе Ориндж. Планы у них были грандиозные: днем — пляж, обед в «Хамбургер хэмлит», а потом — кино. Доминику хотелось развеяться.

В программе «Старшие братья» он начал участвовать еще когда жил в Портленде, штат Орегон. Это была его единственная отдушина, спасение от прозябания в своей кроличьей норе.

Сам сирота, проведший детство и юность в чужих домах, он знал, что такое одиночество, и мечтал когда-нибудь, когда он наконец женится, усыновить нескольких детей. И, посвящая досуг детям, он помогал не только им, но и самому себе, потому что в душе оставался сиротой.

Нгуен Као Чан предпочитал, чтобы его звали, как его любимого киноартиста Джона Уэйна, — Герцогом. Герцогу было тринадцать лет, он был младшим сыном во вьетнамской семье, бежавшей от ужасов «мирного» Вьетнама на лодке. Это был смекалистый паренек, худой и шустрый. Его отец, выживший в жестокой войне, а потом в концентрационном лагере, перенесший двухнедельное плавание в утлом суденышке по океану, погиб три года назад от рук бандитов, ограбивших магазинчик в солнечной Южной Калифорнии, где он подрабатывал но ночам.

Денни Ульмес, двенадцатилетний «младший брат» Паркера, осиротел, когда его отец умер от рака. Он был более скрытен, чем Герцог, но они сдружились. Доминик и Паркер частенько брали их обоих вместе на пикники и загородные прогулки.

Паркер стал «старшим братом» по настоянию Доминика, хотя и упорно противился этому поначалу.

— Да какой из меня отец, — кричал Паркер. — У меня и в мыслях никогда не было стать отцом. Я пью, обожаю женщин. Чему у меня может научиться ребенок? Я эгоист, мечтатель, все откладывающий на потом. И мне нравится такая беспечная жизнь! Ну что, скажи мне бога ради, могу я предложить ребенку? Я ведь даже собак не люблю, а дети — все равно что собаки, а я их не переношу, этих чертовых блохастых тварей. Нет, ты определенно тронулся рассудком, дружище.

Но в четверг на пляже Паркер пересмотрел свое отношение к идее Доминика. Вода в тот день была слишком холодной, чтобы купаться, и Паркер предложил поиграть в волейбол и в одну довольно непростую игру собственного изобретения, после чего возглавил строительство песочной крепости и страшного дракона.

За обедом в Коста-Месе Паркер сказал:

— Знаешь, дружище, а эта идея со «старшими братьями» не так уж и плоха. Даже чертовски хороша, я должен тебе сказать. Это, пожалуй, самая грандиозная идея из всех, которые приходили мне в голову.

— Тебе в голову? — изумленно вытаращился на него Доминик. — Да ведь мне пришлось чуть ли не пинками тебя гнать!

— Чепуха! — твердо заявил Паркер. — Я всегда ладил с детьми. Каждый художник сам немного ребенок в душе.

Нам нужно оставаться молодыми, чтобы творить. Дети вдохновляют меня, придают мне свежих мыслей и сил.

— Теперь тебе остается только завести собаку.

Паркер рассмеялся, допил пиво и наклонился к нему поближе.

— Похоже, с тобой все в порядке. А утром ты был слегка не в своей тарелке. Верно?

— Много проблем, — сказал Доминик. — Но я держусь. По ночам гуляю по дому уже реже. И кошмары почти прекратились. Доктор Коблец свое дело знает.

— Как продвигается новая книга? Только не морочь мне голову, говори прямо.

— Хорошо, — соврал Доминик.

— Когда ты говоришь с такой миной, — Паркер внимательно вгляделся в Доминика, — сразу видно, что ты наглотался таблеток. Надеюсь, ты не злоупотребляешь ими?

Проницательность художника вконец обескуражила Доминика.

— Я же не идиот, чтобы сосать валиум, как леденцы. Конечно, я принимаю только нужную дозу, — пробормотал он.

Паркер смерил его пристальным взглядом, но не стал углубляться в этот вопрос.

Фильм, на который они пошли, был интересный, но первые полчаса Доминик нервничал. Когда беспокойство уже грозило перерасти в нервный срыв, он выскользнул в туалет, где судорожно запихнул в рот успокаивающую пилюлю.

Но главное, что он все-таки побеждал болезнь. Он выздоравливал. Сомнамбулизм отступал.

В туалете воняло мочой, несмотря на сильный хвойный запах дезинфекции. У Доминика закружилась голова, и он поспешно проглотил пилюлю, даже не запив ее водой.

В ту ночь страшный сон вновь приснился ему, хотя он и накачался снотворным. Но на этот раз Доминику уже запомнилась большая его часть, а не только та, где его суют головой в раковину.

Итак, он был в какой-то комнате, где все словно бы затянулось густым туманом. Или же туман был лишь перед его глазами, во всяком случае, он ничего толком не мог разглядеть. Рядом с кроватью была какая-то мебель, еще было не менее двух незнакомых мужчин. Очертания их расплывались, словно это были струйки дыма.

Ему казалось, что он где-то под водой, очень глубоко в толще загадочного холодного океана. Доминик дышал с трудом. Каждый вдох и выдох был мучителен, словно агония. Он чувствовал, что умирает.

Две неясные фигуры приблизились, взволнованно переговариваясь: похоже, их беспокоило состояние Доминика. Разговор шел на английском, однако Доминик ничего не понимал. Потом его коснулась холодная рука, звякнула какая-то склянка, где-то хлопнула дверь...

Действие стремительно, словно в кино, переместилось на кухню или в ванную. Кто-то тыкал его лицом в раковину. Дышать стало еще труднее. Воздух сгустился и, казалось, застревал в ноздрях, прилипал к ним. Он пытался выдохнуть его, почти задыхаясь, а те двое незнакомцев орали на него, но он так ничего и не понимал из того, что они пытались ему внушить, и они снова и снова тыкали его лицом в раковину...

Доминик проснулся: он лежал в постели. В прошлую субботу он стряхнул с себя сон не на кровати, а в ванной. На сей раз он был под одеялом.

«Я все-таки выздоравливаю», — подумалось ему.

Дрожа всем телом, он встал и включил свет.

Никаких баррикад. Никаких следов паники во сне.

Он взглянул на электронные часы: 2 часа 9 минут. На ночном столике стояла наполовину пустая банка пива, теперь уже теплого. Он запил пивом таблетку снотворного.

Я выздоравливаю.

Была пятница, 13 декабря.