Черная камея - Энн Райс Страница 31

Мое детство прошло между двумя, можно сказать,противоположными полюсами: с одной стороны, я водил дружбу с Гоблином, с другой– слушал разговоры взрослых.

Мы с Гоблином были единственными детьми в Блэквуд-Мэнор,поскольку туристы почти никогда не привозили сюда своих отпрысков. Ядовольно-таки рано освоил словарный запас взрослых и с удовольствием играл вкухне, слушая их бесконечные беседы и споры, или таскался за экскурсоводами –сначала за моим прадедом Гравье, а позже за дедушкой, Папашкой, – которыепоказывали дом, подробно описывая все его богатства и пересказывая связанные сним легенды, включая мрачную историю Манфреда, Великого старика.

Прадед Гравье, обладатель низкого зычного голоса ивеличественной внешности, был особенно хорош в роли экскурсовода, когданаряжался в черный костюм и белоснежную рубашку с таким же шелковым галстуком.Но к тому времени, когда я начал хоть что-то понимать, он уже был очень стар.Незадолго до смерти прадед Гравье лег в больницу и больше домой не вернулся.Кажется, мне тогда не было и пяти, и никаких воспоминаний о церемонии егопохорон память не сохранила. Скорее всего, меня вообще там не было. И тем неменее прадедушка Гравье оставил неизгладимый след в моей душе.

Он на удивление быстро приобрел славу семейного призрака.Возможно, далеко не последнюю роль в этом сыграло мое заявление, что как-тоутром, спустившись по лестнице, я увидел его у парадного входа и он будто быспокойно мне улыбнулся, помахал правой рукой, а через секунду исчез.

Старшие не велели мне рассказывать такие истории, ведь я,мол, знаю, что прадедушка Гравье на Небесах и нам следует зажечь за него свечкуперед маленьким алтарем Святой Девы. Это алтарь был установлен в кухне, и передним уже горели около десяти свечек – за всех умерших родственников. Иногдаподобные алтари можно увидеть в китайских прачечных.

В общем, мне категорически запретили пугать людей.

Тем не менее, во время всех экскурсий, когда-либо проводимыхвпоследствии в Блэквуд-Мэнор, всем постояльцам рассказывали о том, как я увиделпрадедушку Гравье.

Папашка, единственный сын Гравье и мой дедушка, судовольствием принял на себя обязанности гида, и, хотя он был не стольэрудирован, как его отец, рассказчик из него вышел отличный.

Гравье отличался образованностью: как-никак он многие годыпрослужил на юридическом поприще и даже какое-то время занимал пост местногосудьи, в то время как Папашка был сельским жителем и его устремления не шлидальше благополучия фермы. Но если выходило так, что нужно выступать передпостояльцами, он не возражал.

Иногда вести экскурсии доводилось и моей бабушке,Милочке, – правда, ее обычно подолгу уговаривали. Руки Милочки всегда былипо локоть в муке и соде, зато она знала все семейные предания и, несмотря натучность, выглядела очень мило в хорошо сшитом черном габардиновом платье спурпурной орхидеей на корсаже и ниткой жемчуга вокруг шеи. Она принадлежала кчислу склонных к полноте женщин, чьи лица до конца жизни остаются гладкими икруглыми, без единой морщинки.

А еще была Жасмин, наша любимая чернокожая экономка, –ты уже ее видел. Так вот, она могла в мгновение ока сменить домашнее платье нашикарную черную юбку и блузку леопардовой расцветки, надеть туфли на высоченныхкаблуках-шпильках, которыми гордилась бы даже тетушка Куин, и повестиэкскурсантов из комнаты в комнату, в нужных местах добавляя от себя, что тожевидела призрак прапрадеда Уильяма в его спальне, справа от центра дома или вконце коридора, а также призрак прапрабабушки Камиллы, на цыпочкахподнимавшийся на чердак.

Не знаю, хорошо ли ты рассмотрел сегодня Жасмин и обратил ливнимание, что под ее ярко-красным облегающим платьем скрывается фигура модели –тонкая, с хорошо развитыми плечами. Шкафы Жасмин набиты одеждой, подаренной ейтетушкой Куин с собственного плеча. Знаешь, из нашей чернокожей красавицы сосветло-зелеными глазами получается превосходный экскурсовод, когда она с сияющимвидом всерьез рассказывает истории о привидениях, вздыхает перед портретами иливедет притихших постояльцев на чердак.

Именно ей, Жасмин, пришла в голову блестящая идея включить вэкскурсионный маршрут осмотр чердака – провести туристов наверх, дать имвозможность ощутить, как по-особому пахнут нагретые деревянные балки,продемонстрировать чудесные пароходные кофры и сундуки, оставшиеся от старыхвремен, и даже открыть некоторые из них, доверху заполненные мехами идрагоценностями, похожими на реквизит для спектакля "Трамвай"Желание"". Стоит показать гостям плетеное кресло-качалку, вкотором прапрадед Уильям провел свои последние дни на лужайке. На чердакехранилось великолепное собрание старой плетеной мебели, с которой было связаномножество историй. Но только до того времени, когда я почувствовал себя тамполным хозяином.

Но позволь мне вернуться к главному повествованию.

Постояльцы, жившие здесь на полном пансионе, были не толькомоей единственной компанией, но и своего рода воспитателями. Все они оказывалина меня то или иное влияние. Эти по большей части дружелюбные и привлекательныелюди (я вообще всегда вижу в окружающих только хорошее до тех пор, покакто-нибудь не укажет мне, что я ошибаюсь) нередко приглашали меня в своикомнаты или просили посидеть с ними за большим столом во время завтрака ирассказать об Особняке, как мы не без претензии называли этот дом. Я обычнооткликался на такую благожелательность, да и Гоблину тоже было интересно.Стоило мне заговорить с ним или о нем, а это случалось постоянно, как гости тутже заявляли, что Гоблин – самое интригующее существо на земле.

"Значит, у тебя есть маленький невидимый дружок!"– торжествующе восклицал кто-нибудь из них, словно неожиданно узнавал, чтоперед домом захоронено золото конфедератов.

"Расскажи нам о своем маленькомпривидении", – просил другой.

Я выполнял просьбу и при этом ласково похлопывал илипоглаживал Гоблина по спине, доставляя тому несказанное удовольствие. В такиедни он надолго становился осязаемым и лишь по необходимости, к моему великомусожалению, растворялся в воздухе и исчезал.