Все нечестные святые - Мэгги Стивотер Страница 3

Даниэль знал, что Беатрис и Хоакин пытаются создать радиостанцию, но до сего дня не бывал в грузовичке, потому что обычно всё его время было занято чудесами. Будучи святым, Даниэль посвящал почти все свои мысли и дела круговороту чудес, и это занятие доставляло ему огромное удовольствие, а уж ответственность налагало еще большую. Но сегодня ночью он хотел провести время с кузенами, потому что весь день боролся с чувством собственной значимости и стремился напомнить себе, почему в этом вопросе следует проявлять крайнюю осторожность.

Вот чего хотел Даниэль: помочь тому, кому ему не позволено было помогать. Вот чего он боялся: уничтожить всю свою семью из-за этого тайного желания.

– Тихий голос – всё равно тихий, – сердито возразил Хоакин.

– Однажды ты прославишься под именем Дьябло Дьябло, и уже мы, как пилигримы, будем ездить в Лос-Анджелес, чтобы тебя повидать, – сказал Даниэль.

– Или хотя бы в Дуранго, – добавила Беатрис.

В мечтах о будущем Хоакин предпочитал видеть себя в Лос-Анджелесе, нежели в Дуранго, но протестовать более не стал. Довольно и того, что сейчас кузены в него верят.

В некоторых семьях слово «кузен» ничего не значит, но для этого поколения Сория всё было по-другому. В то время как отношения между старшими Сория навевали мысли о камешках, стесывающих друг о друга края, эти три кузена Сория неизменно держались вместе. Хоакин был капризен, но в этом грузовике все наслаждались его непомерным честолюбием. Беатрис со всеми держалась отстраненно, но в этом грузовике Даниэль и Хоакин не требовали от нее ничего сверх того, что она сама легко давала. И все любили святого из Бичо Раро, но в этом грузовике Даниэль мог оставаться обычным человеком.

– Вот. Пойду, проверю дальность передачи, – сказала Беатрис. – Передай мне радиоприемник.

– Сама передай, – ответил Хоакин. Однако Беатрис преспокойно сидела на месте, пока Хоакин наконец не протянул ей прибор. Уж в чем в чем, а в искусстве ожидания Беатрис не было равных.

– Я пойду с тобой, – быстро сказал Даниэль.

В Бичо Раро жила парочка козлов-близнецов, их звали Феа и Моко, и родились они при весьма примечательных обстоятельствах. У коз часто рождается двойня, а то и тройня, так что в том, что Феа и Моко уродились близнецами, ничего выдающегося не было. Необычность заключалась в том, что, производя на свет Моко, мать Феа решила, что не имеет ни сил, ни желания рожать второго козленка за одну ночь. И вот, несмотря на то, что Феа с удовольствием появилась бы на свет через несколько минут после Моко, она оставалась в утробе матери еще несколько месяцев, пока та собиралась с духом, чтобы родить еще раз. В конце концов родилась и Феа. За то время, что маленькая козочка оставалась в материнской утробе, лишенная солнечного света, ее шкурка сделалась черной, как смоль. Сторонний наблюдатель счел бы Феа и Моко дальними родственниками, а может, и вовсе не посчитал бы их за родичей, но, будучи близнецами, козочки всё равно держались вместе, отлично понимали друг друга и всегда радовались обществу друг друга.

Точно так же обстояло дело с Беатрис и Даниэлем. Хоакина, Беатрис и Даниэля связывали тесные узы, и всё же Беатрис и Даниэль были друг другу еще ближе. Оба они были очень спокойны, и внешне, и внутренне, и вдобавок с одинаковым жадным любопытством стремились познать этот мир. К тому же их сближали чудеса. Все члены семейства Сория обладали способностью творить чудеса, но в каждом поколении появлялись немногие избранные, наиболее подходящие для этого дела. Они отличались от остальных своими странностями – или степенью святости, смотря с какой стороны посмотреть. В настоящее время Даниэль и Беатрис были святее всех, и, поскольку Беатрис отчаянно не хотела быть святой, а Даниэлю только этого и хотелось, установилось определенное равновесие.

За пределами грузовика над холодной пустыней раскинулось, словно бесконечная история, небо. Беатрис поежилась: ее мать, Антония, как-то сказала, что у ее дочери сердце ящерицы – и действительно, Беатрис разделяла любовь рептилий к теплу.

В складках юбки Беатрис скрывался аккуратно прикрепленный фонарик, впрочем, девушка к нему не притронулась. Она ничуть не тревожилась из-за Федеральной комиссии по связи, однако не хотела обнаруживать свое местонахождение. Беатрис не покидало ощущение назревающих чудес – порой члены семейства Сория очень хорошо чувствовали такие вещи, – а ведь ей всю жизнь говорили, как говорили всем Сория, что вмешательство в чудеса никогда не проходит без последствий.

Поэтому кузены шли в полутьме. Света месяца вполне хватало, чтобы различать очертания юкк, зарослей толокнянки и креозотовых кустов. В воздухе витал сырой, теплый запах можжевельника; колючие листья солянки так и норовили дернуть Беатрис за юбку. Далекие огни Аламосы окрашивали небо в коричневатый цвет, так что казалось, будто раньше времени рассветает. По радио Дьябло Дьябло вещал, мол, подождите, послушайте, вот увидите, сейчас я такой сингл поставлю, вы не поверите, горячий хит для больших мальчиков.

Мысли так и кипели в сознании Беатрис Сория – с ней всегда так происходило. Пока они с Даниэлем шли через темноту, Беатрис размышляла о такой простой и хитроумной штуке как портативное радио, которым они сейчас пользовались, а также о тех временах, когда люди думали, будто ночью воздушное пространство ничем не заполнено, а еще о выражении «спертый воздух». Потом она представила, что с трудом продвигается по переполненному крошечному городу невидимых химикатов, микроорганизмов и волн, причем последние поддаются обнаружению лишь благодаря этой волшебной коробочке, способной принимать их и извергать, направляя прямо в уши смертных. Беатрис прильнула к этим невидимым радиосигналам, согнулась, словно шла против сильного ветра, и, резко выбросив вперед руку, сжала кулак, точно ей под силу было ухватить радиоволну. У Беатрис часто возникали такие порывы: вот бы прикоснуться к невидимому. Еще в детстве, после множества переосмыслений, Беатрис научилась обуздывать эти порывы, давая им волю, только если рядом не было ненужных зрителей. (Даниэль в этом смысле зрителем не считался.)

Но она чувствовала лишь, как медленно подползает к ним новое чудо. Радиосигнал начал истончаться; какая-то другая радиостанция поглощала его, звук за звуком.

– Беатрис? – окликнул ее Даниэль. Голос его прозвучал глуховато – чашка, в которой нет воды, беззвездное небо. – Как думаешь, последствия имеют значение, если мы сами их не видим?

Порой, если вопрос связан с каким-то секретом, люди склонны задавать другой вопрос на смежную тему, надеясь получить ответ, подходящий под оба вопроса. Беатрис сразу же поняла: именно такой фокус пытается сейчас провернуть Даниэль. Она не знала, как отнестись к внезапному наличию у кузена секретов, и всё же попыталась ответить максимально честно:

– Думаю, неподтвержденное утверждение – это всего лишь гипотеза.

– Как по-твоему, я хороший святой?

И вновь Даниэль спрашивал не о том, что его беспокоило, притом что любому человеку, успевшему провести в Бичо Раро хотя бы минуту, и в голову не пришло бы усомниться в набожности Даниэля Лупе Сория.