Дьявольские балы - Лорен Миракл Страница 28

Миранда очень любила аэропорт Санта-Барбары. Здание малопоходило на официальное учреждение. Скорее на бар старины Джо где-нибудь вАкапулько. Стены были отделаны под саман, пол устилал прохладный терракотовыйкафель, причудливая крыша поблескивала голубовато-золотой черепицей, по стенамвилась бугенвиллея. Аэропорт был маленький, самолеты останавливались пряморядом со взлетно-посадочной полосой и ждали, пока к ним подъедет трап.Встречающие толпились тут же, от взлетного поля их отделяла лишь тоненькая цепьна столбиках.

Миранда вытащила табличку, мельком проверила фамилию,«Кумская», и повернула ее навстречу выходящим из самолета. От нечего делать онастала слушать, как женщина в золотистом «лексусе» разговаривает с кем-то помобильному: «Если она выйдет из самолета, я сразу ее увижу. Да, скажи ему,чтобы готовил чековую книжку». Между лимузином Миранды и «лексусом» стояличетыре машины. Девушка чуть склонила голову и прислушалась к склизкому шелесту— шлеп, шлеп, шлеп. Это улитка ползла по остывающему асфальту к зарослям плюща.

Миранда до сих пор в подробностях помнила тот миг, когдавпервые осознала, что не все люди слышат то же, что она. Тогда она поняла, каксильно отличается от окружающих. Это случилось в седьмом классе, в школеСвятого Варфоломея, после того как весьма познавательный фильм под названием «Твоетело меняется: пробуждение женственности» был неоднократно просмотрен и изученвдоль и поперек. В фильме ничего не говорилось о тех изменениях в теле, которыездорово мешали Миранде последнее время. Например, там ни словом не упоминалисьнеожиданные рывки, когда скорость каждого движения вырастает многократно. Недавалось советов, что делать, если при попытке взять в руки предмет онразваливается на части. Или как быть, когда на физкультуре в обычном прыжкевмазываешься головой в потолок. И почему вдруг становятся отчетливо виднымельчайшие пылинки на одежде собеседника.

Воспитательница, сестра Анна, на все вопросы отвечала: «Неговори глупостей!» — и Миранда решила, что эти странности — штука самаяобыкновенная. Настолько обыкновенная, что в фильме о них даже упоминать нестали. Прозрение пришло в тот день, когда она попыталась завоевать вечнуюлюбовь и признательность Джонни Войта — посоветовала ему не списывать у СинтииРилей, так как, судя по скрипу ручки (Синтия сидела в пяти партах от Миранды), всеответы у нее все равно неправильные… Только в тот день Миранда поняла,насколько она «альтернативно одаренная». Вместо того чтобы благодарно упасть наколени и признать ее своей богиней, своей спасительницей в набитом ватойлифчике и клетчатой юбочке, Джонни обозвал Миранду уродиной, потом —длинноносой стервой, а потом и вовсе попытался поколотить.

Вот тогда она и поняла, насколько опасны ее силы дляокружающих. Особенно если выходят из-под контроля. И заподозрила, что сильнорискует навсегда остаться изгоем. А еще в тот день она осознала, что намногосильнее мальчишек, и они почему-то не считают это прикольным. Наоборот, им этоздорово не нравится. Как, впрочем, и школьной администрации.

С тех пор Миранда научилась прямо-таки профессиональномаскироваться: прятать способности, контролировать силу. По крайней мере, онадумала, что научилась, пока, семь месяцев назад…

Миранда заставила себя сосредоточиться на людях, выходящихиз самолета. В конце концов, она на работе. Вот неподалеку стоит мужчина,светленькая кудрявая девчушка у него на плечах весело машет идущей навстречуженщине и кричит: «Мама, мама! Я так соскучилась!»

Миранда почувствовала что-то вроде удара в солнечноесплетение. У школы-интерната есть, как минимум, одно преимущество: отпадаетнеобходимость ходить по гостям. Созерцать счастливые семьи, дружно поглощающиезавтрак за большим обеденным столом, — удовольствие сомнительное.Почему-то каждый раз, когда Миранда пыталась представить себе настоящую семью,перед глазами вставала картина семейного завтрака.

Впрочем, отпрыски нормальных семей редко попадали в АкадемиюЧестворд, «лучший пансион в Южной Калифорнии». Миранде всегда казалось, чтоэтому учебному заведению больше подошло бы на звание «Детский склад». Стоилоотбросить все условности, и становилось ясным как день: родители (или, как в ееслучае, опекуны) просто сдавали сюда детей на длительное хранение.

Исключением, пожалуй, могла считаться ее соседка по комнате,Кензи. С Кензи Чин Миранда жила дольше, чем с кем бы то ни было, — целыхчетыре года. С тех самых пор, как обе поступили в пансион. Кензи попала вЧестворд из самой что ни на есть «идеально-завтракальной» семьи. У нее былаидеальная кожа, идеальные отметки, и вообще все было идеальное. Миранданеизбежно возненавидела бы соседку, да только Кензи, сверх всегоперечисленного, оказалась преданной и отзывчивой подругой. И к тому же самуюмалость чокнутой.

Далеко за примерами ходить не надо. Когда сегодня днемМиранда вошла в их комнату, глазам ее предстала следующая картина: подруга, водних трусах, стояла на голове. Все тело Кензи было густо измазано какой-тосохнущей зеленой грязью.

— Мне полжизни придется лечиться, чтобы избавить своеподсознание от этой картины, — пошутила Миранда.

— Учитывая все, что с твоей семейкой приключилось, тыпо-любому от психиатра никуда не денешься. Так что скажи мне спасибо — у тебябудет просто СПБ-тема для консультации.

Кензи знала о семье Миранды больше, чем кто бы то ни было вЧестворде. И почти все, что она знала, было выдумкой. Но вот насчетприключившихся неприятностей она определенно была права.

Кензи обожала разные аббревиатуры и то и дело придумывалачто-нибудь новенькое. Миранда небрежно кинула сумку, рухнула на кровать ипереспросила:

— СПБ?

— Супер-Пупер-Бредовая, — ответила Кензи. —Поверить не могу, что ты пропустишь выпускной. Я столько раз представляла, какмы с тобой туда пойдем.

— Вряд ли Бэт будет в восторге. Третий лишний… всетакое…