Айрмонгер - Эдвард Кэри Страница 27

— Но Туммис… — начал протестовать я.

— Я расскажу твоему дедушке о том, насколько ты хорош. Ты ведь этого хочешь, правда? Хочешь получить хорошую характеристику?

— Да, дядя, конечно.

— Тогда иди, мой маленький микроб. Я должен отправить письмо в Дом лавровых листьев. Ступай осторожно.

В Солнечной комнате

День медленно приближался к вечеру. Секунды тянулись, по капле превращаясь в минуты. Довольно солнца, сказал я себе, и решил станцевать с ним своеобразный танец. То тут то там я погружался в состояние дремоты, пропуская дневные мгновения, надвигая занавес на свои глаза и стараясь сберечь несколько позаимствованных у дня минут, чтобы передать их ночи. Наконец по дому разнесся звук дедушкиного локомотива. Недолго, теперь уже недолго.

Я ждал Люси Пеннант. Я был одет и полностью готов, хотя все остальные Айрмонгеры уже, несомненно, переоделись в пижамы и лежали под простынями и сетками для волос, для усов и от комаров. Я ждал. Причесался перед зеркалом, подтянул носки, проверил ботинки, лег на кровать и стал ждать, пока дом затихнет. Я слышал, как лакей прошелся по коридору, чтобы узнать, все ли в порядке и все ли легли спать. Забывшись в ожидании, я, должно быть, уснул. Разбудило меня что-то, с карканьем промчавшееся мимо моей двери.

Что бы это ни было, оно меня разбудило. Как долго я спал? Не могу сказать. Я опоздал? Я не знал ответа на этот вопрос. Я быстро причесался на пробор, говоря себе, что, если хочу хотя бы попытаться увидеться с ней, мне нужно спешить. Я открыл дверь своей спальни. Что было за ней? Лишь ночь. И я вступил в нее.

Поначалу я не мог найти Люси. Ее не было в Общей комнате — стоявший там камин уже был вычищен. Школьные классы тоже были пусты. Наконец в глубине коридора, темнота в котором была настолько густой, что моя маленькая свеча едва не погасла, я заметил ее. Среди голосов других находившихся в помещении Предметов, Патрика Велленса и Дженни Мак-Маннистер (каминной решетки и шнурка колокольчика), я расслышал тихий шепот, доносившийся из-под ее чепчика. Люси была в Солнечной комнате, но, вместо того чтобы чистить камины, она протирала окна.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Не подкрадывайся ко мне так! Если, конечно, не хочешь получить совком по уху.

— Я думал, ты чистишь камины.

— Я хотела выглянуть наружу, — сказала она.

— Разве тебе следует это делать? В смысле — это правильно? То есть у тебя не будет неприятностей?

— Кто моет окна в этом доме? Они невероятно грязные.

— Думаю, все считают, что в этом нет смысла. Они покрываются грязью очень быстро.

— Я просто хочу выглянуть наружу, но не могу открыть окно — оно закреплено болтами.

— Ну, понимаешь, если бы оно не было закреплено, в дом влетели бы чайки.

— Я думала, что если хорошенько его протру, то смогу хотя бы одним глазком увидеть, что снаружи.

— Знаешь, снаружи может оказаться еще хуже.

— Я об этом не подумала.

— В этом заключается одна из проблем. Если ты живешь на свалке, то вокруг столько пыли, сажи и золы, что они способны проникнуть куда угодно. Если ты выйдешь хотя бы на минуту, а затем, войдя в дом, высморкаешься, твои сопли будут черными. Пыль проникает во все — не только в дом, но и в людей.

— Тогда мыть окна действительно особого смысла нет.

— Думаю, что нет.

— Но это может сделать комнату чуть светлее, правда?

— Думаю, темнее от этого точно не станет.

— Тогда давай попробуем.

— Я? Ты не могла иметь в виду меня, я же Айрмонгер.

— Да, ты можешь помочь.

— Ох, — сказал я. — Ладно.

Так мы и поступили. Стали протирать окно. Мы терли его старыми тряпками, и тряпки, которые и так не были слишком белыми, очень скоро стали совершенно черными. Мы брали все новые и новые тряпки, но и они вскоре чернели. Они были пропитаны мраком, а его от этого не становилось меньше. Стоя рядом с Люси, я тер окно и прислушивался к тихим словам. Они казались еще тише, чем раньше, но я наконец разобрал первое из них.

— Эл! — сказал я. — Думаю, это Эл!

— Что ты сказал? — спросила она.

— Эл, — сказал я. — Мне нравится протирать окна, хоть и приходится изгибаться буквой «Л».

— Идиот, — пробормотала она. — Где ты вообще был? Я думала, ты не придешь.

— Я собирался прийти гораздо раньше, правда, но у меня не получилось. Следующей ночью я приду гораздо быстрее.

— Хорошо бы. Я не могу стоять здесь всю ночь и ждать тебя.

— Нет-нет, никто об этом и не просил.

— Нам есть чем заняться.

— Да, да, — сказал я, и некоторое время мы продолжали тереть молча.

— Извини за ухо, — наконец сказала она.

— С ним уже все в порядке, спасибо.

— Скоро ударят в колокол, и мне нужно будет идти вниз. Завтра будь порасторопнее. Если, конечно, хочешь, чтобы я тебе о чем-нибудь рассказала.

К тому моменту наши руки были уже очень грязными, но я об этом не думал. Мы отступили назад, чтобы посмотреть на оконное стекло. Мне оно казалось таким же, как и раньше, но ей я, конечно, сказал, что оно стало чуть светлее. Похоже, она обрадовалась. Она взяла с меня обещание, что я приду в Солнечную комнату днем и посмотрю, стало ли в ней светлее.

— Тебе известно, что мы сейчас делаем? — сказал я. — Я не должен этого делать.

— Мыть окна?

— Ни мыть окна, ни, прежде всего, разговаривать с тобой.

— Почему?

— Это запрещено. Правило Дома.

— Кто это сказал?

— Дедушка.

— Чей дедушка?

— Амбитт Айрмонгер, глава Дома-на-Свалке.

— Я тоже одна из вас, — сказала она. — Я Айрмонгер. По материнской линии.

— Я чистокровный Айрмонгер. И по матери, и по отцу.

— Тогда я знаю, что это для тебя значит.

— Что?

— Это значит, что, когда вырастешь, ты будешь нескладным и скрюченным.

Мне стало не по себе.

— Я ведь не очень высокий, правда?

— Ты ведь довольно хилый, правда?

— Для моего возраста? Мне пятнадцать с половиной. Когда мне будет шестнадцать, я должен буду жениться.

— Что ж, удачи.

— Я не хочу жениться. Совсем.

— Тогда скажи «нет».

— Не могу.

— Почему?

— Правило. Все женятся в шестнадцать. Ну, почти все.

— Тебе нравятся ваши правила, правда?