Дети вампира - Джинн Калогридис Страница 27

– Стефан! Мне потом подойти к тебе в больницу?

Он не обернулся и не замедлил шаг, наоборот, услышав мой голос, он почему-то зашагал еще быстрее. Вскоре подкатил наемный экипаж, и Стефан торопливо открыл дверцу, чтобы положить пациентку на мягкое сиденье.

– Стефан! – снова позвал я брата.

Мама тоже выскочила на крыльцо и закричала. В ее коротком пронзительном вопле было столько страха и душевной боли, что я, наверное, запомню его до конца дней. Этот крик заставил Стефана оглянуться (к тому моменту он, устроив женщину, уже почти и сам забрался в экипаж).

Человек, который смотрел на нас с подножки кареты, вовсе не был моим братом! Я увидел совсем другое лицо! Одежда на нем, несомненно, принадлежала Стефану, но все остальное... Я вдруг заметил, что незнакомец ниже ростом и сложен совсем не так, как мой брат. Даже его волосы, издали похожие на волосы Стефана, были длиннее и чуть светлее.

– Стефан! – простонала мама, но самозванец скрылся в карете, которая тут же тронулась с места.

Я оторопело помотал головой, не понимая, что происходит. Глядя вслед удаляющей карете, я заметил какого-то странного человека: лысого, в очках, с пышными седыми усами. Вскочив в другой экипаж, он пустился в погоню за каретой, увозившей Стефана.

Я терялся в догадках, решительно не понимая смысла того, чему сам был свидетелем. Но мама вела себя так, словно что-то знала. Она сжала мою руку.

– Они увезли Стефана!

– Но ведь это был не он, – шепотом возразил я.

Мама схватила меня за вторую руку и встряхнула, как упрямого, непослушного ребенка.

– Догони их! Они увезли Стефана!

Я машинально повиновался – в рубашке и домашних туфлях бросился вдогонку, надеясь поскорее поймать извозчика. Рискуя поскользнуться на мокрых камнях мостовой, я пробежал целый квартал, пока от холодного ветра у меня не запылали легкие. Пока я пытался догнать экипажи, и похитители и их таинственный преследователь скрылись из виду. Даже если бы мне сейчас и попался извозчик, я не знал, в каком направлении ехать.

Удрученный и обескураженный, я вернулся домой и молча прошел мимо матери, жены и голосящего сына прямо в кабинет, где Стефан принимал эту рыжую особу. Я не очень представлял, зачем туда иду и что собираюсь искать.

В кабинете все оставалось по-прежнему: никаких видимых следов борьбы – ни опрокинутой мебели, ни разбитых склянок. Только запах. Слабый и очень знакомый. Я пригляделся. На ковре возле смотрового стола валялся скомканный кружевной платок. Я нагнулся, чтобы поднять его, и едва не задохнулся от запаха хлороформа.

Только сейчас мое замешательство сменилось откровенным страхом. Произошедшее не стало для меня понятнее, одно было ясно: в нашу жизнь ворвалось зло. Я выпрямился и на пороге кабинета увидел поникшую маму и ошеломленную Герду.

– Мы должны заявить в полицию, – твердо сказал я.

– Полиция нам не поможет, – возразила мама.

Сказано это было твердым, уверенным тоном, будто она прекрасно понимала смысл произошедшего.

– Тогда скажи, к кому обратиться, – с раздражением бросил я.

Она молчала.

– Если придут пациенты, извинись от моего имени и попроси их зайти завтра.

Я оделся и вышел из дома. Первой моей мыслью было пойти в полицию, но вместо этого я отправился в больницу. Я не мог примириться со страшной реальностью и пытался убедить себя, что тот человек в карете все-таки был Стефан. Просто его тревожило состояние рыжеволосой пациентки, и он не откликнулся на наш зов. Сейчас я приду и найду его в палате, у ее койки.

В больнице Стефана не оказалось. Мне сказали, что сегодня он там не появлялся. Оставалось одно: идти в полицию.

Там я лишь впустую потратил время. Нет, надо мной не стали смеяться. У меня есть друзья в полиции, и они внимательно выслушали мой сбивчивый рассказ. Однако он не произвел на полицейских никакого впечатления. Они решили, что Стефан и рыжеволосая певичка – обыкновенные любовники, которые сбежали из города.

Тогда я рассказал про лысого усатого мужчину, отправившегося в погоню за каретой. Это полицейские слушали уже с большим интересом, поскольку сразу поняли, о ком я говорю. Оказывается, тот человек сам прежде служил в полиции, но затем вышел в отставку и теперь занимается частным сыском. Но и здесь они не усмотрели ничего странного. Возможно, эта женщина замужем, и у ее супруга имелись основания нанять сыщика. Мне пообещали найти его и допросить. А пока полиция была бессильна чем-либо помочь Стефану.

Домой я возвращался уже в сумерках и всю дорогу лелеял еще одну глупую надежду: вдруг Стефан за это время вернулся?

Мама ждала меня в передней. В доме было тихо. Герда хозяйничала на кухне. По маминому лицу я сразу же понял, что брат так и не появился. Взяв меня за руку, мама почти шепотом (чтобы не услышала Герда) сказала:

– Нам надо поговорить наедине.

Мы поднялись в ее спальню. Там мама села в кресло-качалку (я сразу вспомнил, как в детстве она сажала к себе на колени то меня, то Стефана и качала в этом кресле, развеивая наши детские горести). Я подвинул к камину любимый отцовский стул и тоже сел. Некоторое время мы молчали.

Когда мама заговорила, я не узнал ее голос – он звучал холоднее, тверже и решительнее, чем прежде.

– Сын мой, – начала она, – возможно, мои слова покажутся тебе бредом сумасшедшей, но ты должен мне верить. В нашу жизнь вторглись силы, которые, как утверждает наука, не могут существовать на белом свете и тем не менее существуют. Их природа не является человеческой, но они абсолютно реальны и полностью зависят от людей. Без нас они давно бы погибли. Это они похитили Стефана, и теперь он находится в смертельной опасности.

Мать внимательно глядела на меня. Я чувствовал: она сказала не все, и ждал продолжения.

– Я сама виновата. Нужно было еще вчера рассказать Стефану... и тебе. Вчера вы оба могли скрыться.

Мама встала и подошла к комоду. Выдвинув верхний ящик, она достала небольшую тетрадь в потертом переплете, которую я видел впервые, и с необычайной серьезностью протянула ее мне.

– Это мой дневник, который я вела двадцать пять лет назад. Все, что в нем написано, – правда. Ты должен его прочесть, Абрахам, и поверить.

Я начал читать. Пока мой взгляд скользил по выцветшим строчкам, мама безотрывно глядела на огонь. Я читал очень внимательно, но, вопреки ее просьбе, поверить не мог.

Я всегда считал свою мать самым здравомыслящим, спокойным и рассудительным человеком из всех, кого я знал. Я верил ей больше, чем кому-либо, даже больше, чем отцу, когда тот был жив.

Но ее дневник... Он действительно показался мне бредом сумасшедшей: все эти рассказы о жутких чудовищах, загробной жизни и каких-то договорах с дьяволом. И эти силы похитили моего брата, чтобы завладеть его бессмертной душой?