Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня - Даниэль Дефо Страница 25

Теперь у меня было полно работы по сбору плодов и доставке их домой. Я решил запастись виноградом и лимонами на приближавшийся сезон дождей. Для этого я сначала собрал виноград и сложил его в большую кучу в одном месте и в кучу поменьше в другом. В третьем месте я сложил лимоны и дыни. Захватив с собой немного разных плодов, я пошел домой, намереваясь вернуться сюда с мешком или какой-то иной емкостью, чтобы унести домой все остальное.

Потратив три дня на это путешествие, я вернулся домой, как я теперь называю мою палатку и пещеру. Но за время пути виноград испортился, сочные, спелые ягоды подавили друг друга и полопались. Теперь они ни на что не годились. Лимоны же доехали хорошо, но их я принес очень мало.

На следующий день, 19-го числа, снова пустился в путь, прихватив с собой пару небольших мешков для собранного урожая. Я был поражен, когда, придя туда, где у меня был сложен виноград, увидел, что роскошные спелые гроздья разбросаны по земле, а сочные ягоды изрядно объедены и потоптаны. Я понял, что здесь побывали какие-то дикие животные, но не знал, какие.

Убедившись на собственном опыте, что нельзя складывать виноград в кучи и нельзя перетаскивать его в мешках, я принял другое решение. Собрав изрядное количество винограда, я развесил грозди на концах веток деревьев так, чтобы он мог вялиться на солнце и чтобы животные до него не достали. Что до лимонов, то я унес столько, сколько было в моих силах.

Вернувшись домой, я с удовольствием вспоминал эту плодоносную и живописную долину и пришел к заключению, что поселился в одном из самых неудачных мест на острове. В результате я стал подумывать о переселении и необходимости подыскать в этой прелестной и изобильной долине местечко, которое было бы таким же безопасным, как мое теперешнее жилище.

Эта мысль крепко засела в моей голове, я был совершенно околдован ею, ибо меня манило очарование долины. Она понравилось мне до такой степени, что я провел там почти весь остаток июля. Впрочем, поразмыслив хорошенько, я принял решение не перебираться туда окончательно, но при этом построил там что-то вроде беседки, обнесенной прочным двойным плетнем. Ограда получилась выше человеческого роста и состояла из хорошо забитых в землю кольев, промежутки между которыми я заложил ветками. Там я, бывало, спокойно ночевал по две, а то и по три ночи подряд. Итак, теперь я воображал, что у меня есть загородный дом и дом на берегу моря, и где бы я ни просыпался после ночи полнолуния, я всегда оказывался неподалеку от одной из своих резиденций. Такими делами я занимался до начала августа.

Следует отметить и странности в поведении, но не меня самого. Зверь на удивление присмирел после кошмара, приснившегося мне в прошлом месяце во время лихорадки, словно увиденное во сне страшное чудище сделало его более осторожным, поумерив свирепость. В течение трех ночей в конце июля, а именно, 21–23 июля, он не столько охотился, сколько расхаживал по острову, как животное, которое охраняет и помечает свою территорию. Прежде с ним такого не случалось, однако надо заметить, что зверь впервые очутился на такой обширной собственной территории, поэтому я не придал особого значения его поведению.

Только я достроил изгородь и начал наслаждаться результатами своих трудов, как зарядили дожди, и мне пришлось держаться поблизости от моего прежнего жилья. Ибо, несмотря на то, что и на новом месте я поставил такую же палатку из хорошо натянутой парусины, там не было ни холма, защищавшего бы меня от бурь, ни пещеры, которая могла бы послужить мне убежищем на случай, если ливни станут особенно сильными.

Как было упомянуто выше, к началу августа я достроил беседку и позволил себе отдохнуть. 3 августа я увидел, что развешанные по деревьям гроздья винограда совершенно высохли, превратившись в замечательный вяленый на солнце изюм. Я принялся снимать их с деревьев, и правильно сделал, так как начавшиеся потом дожди погубили бы ягоды, и я лишился бы самой вкусной и питательной части моих припасов на зиму. Едва я успел собрать изюм и перенести большую его часть в пещеру, как зарядили дожди, которые, то становясь сильнее, то ослабевая, с этого времени, 14 августа, шли ежедневно до середины октября.

С 14 по 26 августа дождь шел непрерывно, так что я безвылазно сидел дома, ибо теперь очень боялся промокнуть. И все же в течение трех ночей мне пришлось выбираться наружу, чтобы выпустить зверя, и я был доволен тем, что он не забредал слишком далеко от дома. На протяжении этих трех ночей он по-прежнему вел себя весьма настороженно, и через закопченные стекла я видел, что он часто посматривает на море, но, обладая более острым зрением, чем мое, ничего в нем не замечает. По утрам я понимал, что он глядел в ту сторону, куда смотрел я во время моего кошмарного сна, в сторону черных скал, и я решил, что зверь по-прежнему думает, будто все приснившееся произошло на самом деле, а под поверхностью моря действительно скрывается привидевшийся мне грозный властелин. Меня это несколько позабавило, как человека забавляют смешные поступки собаки.

Вынужденный сидеть дома из-за дождя, я ежедневно посвящал часа два-три работам по расширению пещеры и постепенно продвигался вбок до тех пор, пока не вывел ход наружу, за пределы ограды, и закрыл его дверью. Я пользовался им, чтобы входить и выходить из моего жилища, но при этом чувствовал себя менее спокойно, чем прежде. Ранее мой дом был надежно защищен со всех сторон, теперь же я оказался в уязвимом положении. Впрочем, до сих пор я не встречал ни одной твари, которая могла бы внушить мне опасения, ибо самым крупным животным на моем острове была коза.

18 сентября

Первая ночь полной луны. Зверь вновь ведет себя, как прежде, зарезал пару зайцев.

30 сентября 1660 г.

Сегодня — печальная годовщина того дня, как меня выбросило на остров. Сосчитав зарубки на столбе, я обнаружил, что прожил здесь уже триста шестьдесят пять дней. Отметил этот день строгим постом, продлившимся даже после захода солнца, ничего не вкушая на протяжении более двенадцати часов. Затем съел сухарь и пригоршню изюма и лег спать, завершив день так же, как его начал.

Вскоре после этого у меня начали заканчиваться чернила, и я решил, что буду расходовать их более экономно, записывая лишь самые примечательные события в моей жизни и отказавшись от ежедневного упоминания о прочих делах.