Самая страшная книга 2021 - Михаил Парфенов Страница 25

«Что происходит? Где я?»

Внезапно, как по щелчку рубильника, Вадик застыл:

– Ты любишь кино?

– Эм… да.

– Я очень любил. – От заторможенности не осталось следа. Вадик засуетился, перебирая посуду, поднимая и роняя вилки, звеня чашками. – Каждую пятницу бегал в «Знаменосец». Боевики, фантастика, комедии – всё смотрел. Монстра в «Чужом» не испугался. А ее боялся. Бабу-ягу эту над входом. Шел в кино и глаза опускал, чтоб ее не видеть. Она мне снилась, веришь?

«И мне», – подумал Артем, внимая исповеди сторожа.

Вадик выудил из раковины граненый стакан, который ошибочно посчитал чистым, нацедил из крана воду, осушил до дна, дергая кадыком, как затвором винчестера. Заново наполнил и поставил перед гостем на клеенку. Артем лучше бы умер от жажды, чем прикоснулся к липкому стакану.

– Потом мы переехали, – сказал Вадик. – Потом вернулись, а Баба-яга исчезла. Исчезла, ведь я… – Он поднял руку от пола к потолку, измеряя рост. – Я про нее забыл. Все забывают. Это Бог так делает. Запирает на ключ гадкое. – Вадик постучал пальцем по лбу. – Не реши, что я из этих, из богомольцев. Может, и нет никакого Бога, а может, и есть. Христос. Или Зевс. Знаешь Зевса?

Артем невнятно подтвердил. Разговор получался абсурдным. Сюрреалистичным.

– В «Знаменосец», – продолжил Вадик, – я приглашал на свидание Любу. Я ее очень любил. – По одутловатому лицу проскользнула тень. – Отец Любы был скульптором. Иван Борисович Куприянов! – Вадик ткнул себя в грудь важно. Футболка потемнела под мышками. И Артем тоже обильно потел на хромоногом стуле. Приотворенной форточки не хватало, чтобы нормально дышать. Слабый запашок втекал на кухню из коридора, драл горло.

– Микрорайон и кинотеатр строили одновременно. Молодой Иван Борисович работал в творческой мастерской панельного домостроения. ЦК Компартии республики дал добро: мастерская пригласила из столицы Льва Галаса. Куприянов и Галас вместе трудились над панно. Создавали картинные шаблоны по эскизам, здоровенные, в натуральную величину. Разрезали на фрагменты и готовили кусочки мозаики.

Рассказ чудаковатого сторожа закономерно увлек Артема. Он позабыл о духоте и вони. Но из недалекого прошлого, из вчерашнего дня, аукнулась фраза Вадика: «Я, прости, не шибко в искусстве разбираюсь». Разве вчера Вадик упоминал Галаса по имени? Разве использовал слова «эскиз» и «шаблон»? Нет, ничего подобного…

– У них была маленькая тайна, – говорил Вадик, рыская по тесной кухне и бессмысленно переставляя предметы. – Ивана Борисовича захватила идея Галаса спрятать на флагах героиню греческих мифов. Галас уже проделывал такое. И они нарисовали Медузу.

– То есть ваш тесть был соавтором мозаики?

От волнения Артем привстал. Живой оформитель кинотеатра поможет спасти панно. Они обратятся к городским властям, в Раду, если понадобится; они расскажут миру о необычайных картинах Галаса. И мозаика киевского гения станет таким же народным достоянием, как Петриковская роспись.

– Они рисковали, – басил Вадик. – Они облапошили всех. Но обман был таким изящным, что чиновники ничего не заметили. Лев Галас и Иван Куприянов сотворили чудовище, как Форкия и Кето.

Артем вопросительно вскинул брови, но через миг догадался. Форкия и Кето – родители сестер-горгон. Поразительная эрудиция для сторожа из индустриальной дыры. Тревога вернулась и полосовала коготками нутро.

– Галас умер в год моего рождения. Он не понес ответственности за то, что сделал.

– А за что он должен был нести ответственность?

– За детей, которых Медуза погубила.

«Убирайся отсюда», – шикнула интуиция. Артем посмотрел в коридор.

– Каких детей?

Впервые за весь разговор Вадик повернулся к гостю. Ручейки пота змеились по его залысине, по колючим щекам. Глаза, водянистые, безумные, косящие, уперлись в Артема рогатиной.

– Дети превращались в камень. Я не верил, думал, это байки. Я сам водил Коленьку в «Знаменосец».

– Вашего сына? – Артем вспомнил заметку из местной прессы: «Художники собирают средства на лечение внука Куприянова».

– Коленька обожал мультики. – Заскорузлые пальцы-колбасы впились в край столешницы. – Ходил в кино, и сука смотрела на него своими бельмами.

«Он не в себе», – опасливо съежился Артем.

– Ваша жена дома?

– Моя жена умерла, – отрезал Вадик. – Наглоталась таблеток, когда Коленьки не стало.

– Мне жаль…

– Я много думал. – Пот, капая с подбородка сторожа, барабанил по клеенке. – У меня было время подумать. Болезнь диагностировали в две тысячи пятнадцатом. Коленьке исполнилось десять. А в семнадцатом он ушел от нас. О, как он страдал! – Зубы Вадика заскрежетали в тишине. – Это называется фибродисплазия. Очень редкое генетическое заболевание: один человек на два миллиона. Семьдесят в СНГ! Я не слышал о нем раньше. Мой мальчик, мой ребенок, выл от боли. Его мышцы, сухожилия, связки постепенно кальцифицировались. Это значит, превращались в кости. Под кожей выпирали шишки, уплотнения. Комариный укус давал страшный отек. Коленька менялся изо дня в день и костенел. Он не мог ходить. Держать чертову ложку. Воспалительные процессы во всем теле. Не-о-ста-но-ви-мы-е, – Вадик произнес это по слогам. Пересохшая верхняя губа треснула и обагрилась кровью. – Единственная научная лаборатория, занимающаяся фибро-дисплазией, находится в Пенсильвании. Довольно далеко от Зализного, да? Я бы почку продал – но денег бы все равно не хватило. И потом, они не лечат, а изучают болезнь. Вкалывают препараты мышам! Ее вообще не лечат! – Он облизнулся и понизил голос. Зрачки бегали из угла в угол. – Врачи кололи инъекции, от которых формировались новые костные образования. Мускулатура Коленьки была каменной. Кальций подменял скелетные мускулы и соединительные ткани. Шея, спина, голова, плечи, бедра… И все, что он мог, – это выть, а я мечтал, чтобы голосовые связки моего ребенка тоже окостенели!

Вадик отклонился и что было сил ударил себя по лицу пятерней. Артем подпрыгнул. Щека сторожа покраснела, в правом глазу лопнул сосуд, и белок залился кровью. Как ни в чем не бывало Вадик сказал:

– Врачи считают, фибродисплазия – результат спонтанной мутации. Но я-то знаю, кто виноват в смерти моего сына.

Артем ошарашенно заморгал.

– Медуза добралась до Коленьки, – доверительно произнес Вадик. – Я понял это в хосписе. Ты знаешь, как еще называют фибродисплазию? Синдром каменного человека. Коленька объяснил мне после смерти.

То, что произошло дальше, заставило желудок Артема кувыркнуться к горлу. Вадик распахнул ящик под умывальником и извлек из кургана гниющих картофельных очисток маску сварщика. Кусочки еды прилипли к оконцу, к серому металлу.

– Я ослепил Медузу, чтобы защитить других детей, но этого оказалось мало. Коленька сказал, что он будет страдать и в гробу, пока создатель Медузы не понесет наказания.