Невеста Франкенштейна - Хилари Бэйли Страница 25

— Представьте себе мальчишку, который никогда не был нигде, кроме Оркни, — наконец сказал он печаль но. — Я даже в Лервике бывал редко. А тут меня свозили в Лоу-Кантриз, да еще в компании этих мужчин и доктора, который рядом с местным людом был все равно что пришелец с другой планеты. Но после этого меня вдруг отправляют обратно в темный соседский дом, вручив мне в руки зажженную свечу. Разве мог я уйти? Конечно нет! Я тайно отправился за повозкой дальше; мне любопытно было узнать, что такое находится в ящиках. Мне пришлось передвигаться по пастушьей тропе, что вела в обход деревни прямо туда, к утесу, у подножия которого, футах в двадцати, находился дом доктора. С того места я мог все прекрасно рассмотреть. Если б дело происходило при дневном свете и все не были бы так поглощены заботой о тяжелом грузе и о том, как бы он не свалился с повозки, меня бы непременно заметили. Но так уж получилось, что, перед тем как процессия вошла во двор, я устроился в своем надежном укрытии и оттуда смог наблюдать за всем, что происходило внизу. Однако и для этого требовалось мужество, так как под тем самым местом, где я расположился, был сарай, в котором Франкенштейн содержал своего зверя. Уж не знаю, что это был за зверь, но стонал он, бедный, так, будто испытывал невероятные страдания. То ли человек, который держал его до этого, плохо с ним обращался, то ли сам он так любил своего хозяина, что чувствовал, когда тот приближается к дому, — сказать трудно. Но уж стонал этот зверь и ревел так, что меня пробирало до костей. Было очень темно, и волны с силой бились о берег у подножия скалы, на которой стоял дом, поэтому только любопытство, победившее страх, удерживало меня в ту ночь в моем укрытии.

Но вот телега поднялась на самый верх и повернула на мощеную мостовую перед домом. Здесь началась разгрузка. Люди, в том числе и мой отец, стали по очереди снимать с повозки грузы и переносить их либо в дом, либо в здание, расположенное напротив сарая, над которым я сидел, — оно, насколько мне было известно, служило доктору лабораторией. Один из людей вынес факел и установил его перед входом в дом, а Франкенштейн держал в поднятой руке фонарь.

Между тем стоны зверя в старом сарае становились все громче и все жалобнее. Он начал биться в дверь, которая не давала ему выйти на свободу, однако никто из разгружавших телегу не обращал на него никакого внимания. Выгрузку самого большого ящика оставили напоследок, так как это было самой трудной задачей. И вот пришло время и для него. Двое человек стояли в повозке (одним из них был мой отец), двое стояли внизу, и те, что сверху, стали постепенно сдвигать большой ящик к задней части телеги. Доктор же, находясь рядом с телегой, продолжал держать фонарь. План их, по всей вероятности, состоял в том, чтобы толкать этот большой ящик одним концом вперед, на тех двоих, что стояли на земле, а потом толкавшие должны были подхватить ящик сзади. Таким образом постепенно его бы сняли с телеги. Но план не удался. Те двое, что стояли на земле, уже почти приняли ящик, и оставалось только спустить его с телеги, когда зверь, чьи жалобные стенания перешли в непонятное урчание, издал вдруг невероятной силы вопль, приумноженный эхом, и начал неистово биться в дверь своей темницы. Вопль этот так потряс присутствующих (как выяснилось позднее, его слышали даже жители деревни), что один из грузчиков, стоявших на земле, споткнулся. Ящик упал и разбился. Люди отпрыгнули, и крышка соскочила. А там внутри, наполовину погруженное в какую-то жидкость, наполовину возвышавшееся над ней, лежало тело нагой молодой женщины с разметавшимися вокруг золотистыми волосами. Видимо, она лежала все это время вот так, в этой жидкости.

— Мертвая? — спросил я.

— Сначала я подумал, что да, — ответил он. — Я решил — это труп.

— А она что ж, была жива? — изумился я.

— Да, — серьезно сказал парень, — жива. — Она лежала без движения. Вся такая белая. И ее волосы распростерлись по воде. Я до сих пор помню эту картину, она так и стоит у меня перед глазами. До этого я никогда не видел нагой женщины.

— Довольно страшная встреча для первого раза, — заметил я, стараясь замаскировать свой собственный испуг, а про себя подумал: в самом ли деле эта картина, представшая перед мальчиком в полутьме, была реальной? Неужели он действительно видел настоящую женщину? Не был ли то манекен или какой-нибудь редкий вид примата, странным образом похожего на человеческое существо? Легче было принять подобные допущения, чем представить себе, что Виктор Франкенштейн для проведения научных экспериментов импортировал женщину, мертвую ли, живую ли, — это уже не столь важно.

— Что же было потом? — спросил я.

— Доктор очень расстроился. Он кричал, бранил людей за неуклюжесть, а потом бережно поднял женщину и понес ее, с ниспадавшими чуть не до земли волосами, прямо на руках в дом. А существо в сарае все это время продолжало реветь. Я же, как только оправился от шока из-за того, что увидел эту нагую женщину в разбитом ящике, схватил ноги в руки и помчался в то место, где я, как предполагалось, должен был находиться, надеясь, что отец мой никогда не узнает, где был я в ту ночь на самом деле. Так оно и получилось.

— И что, он никогда не говорил с тобой об этом?

— Никогда. Хотя, возможно, с другими и разговаривал. Потом, помнится, ходили слухи, что доктор Франкенштейн привез к себе на Оркни из-за границы женщину, накачанную наркотиками. Но он был богат, а жители деревни бедны. Все мы его боялись, и дальше слухов дело так и не пошло.

— Не очень-то это похоже на жителей Оркни — о них всегда говорили как о смельчаках, — заметил я.

— Когда в животе пусто, то вся смелость в пятки уходит, — ответил Гилмор. — Мужчины наши боялись, что если они донесут на доктора, расскажут, будто он украл человека, или что-то в этом роде, то дело обернется против них самих и их заберут от полуголодных жен и детей.

Я покачал головой.

— Что до меня, Гилмор, то эта история о том, что Франкенштейн привез на Оркни женщину в состоянии наркотического опьянения, никак не вяжется со всем тем, что я знаю об этом человеке.

— Я рассказал все как было, сэр, — испуганно ответил Гилмор. — Это чистая правда. Правда и то, что закончилось все еще хуже. После того события мы не видели этой женщины, хотя доктор еще раз нанимал моего отца. На этот раз отец нужен был ему, чтобы отвезти в Дублин ящик, очень похожий на тот, которой мы видели в последний раз. Но внутри уже не было жидкости. Ящик этот вы грузили в Дублине, и доктор сам остался там на неделю.

Потом он вернулся обратно на корабле вместе с моим отцом, но теперь уж они были без ящика.

Я неожиданно посмотрел Гилмору прямо в глаза, стараясь понять, правду ли он говорит. Передо мной сейчас сидел либо лжец, причем столь искусный, что он сам верил своим собственным выдумкам, либо честный парень, который рассказывал только то, что видел собственными глазами.

— Ты думаешь, в последнем ящике Франкенштейн отвез в Дублин ту самую женщину? — спросил я недоверчиво. — Он оставил ее там и вернулся домой без нее?

— Нет, женщины там не было, — ответил молодой человек, — потому что мы видели ее в доме, пока доктор отсутствовал.