Имаджика. Пятый Доминион - Клайв Баркер Страница 24

Когда Миляга вернулся в отель, его первым желанием было позвонить Юдит. Разумеется, она сделала все, чтобы продемонстрировать ему свое неприязненное отношение, и здравый смысл велел ему забыть об этой маленькой драме, но нынешним вечером он стал свидетелем слишком многих тайн, чтобы можно было просто пожать плечами и гордо удалиться. Хотя улицы этого города были вполне реальны, а стоявшие на них дома обладали номерами и названиями, хотя даже ночью авеню были освещены достаточно ярко для того, чтобы исключить всякую неопределенность и двусмысленность, он по-прежнему чувствовал себя так, словно находился на границе какой-то неизвестной страны и ему угрожала опасность перейти границу эту, даже не заметив ее. И если он пересечет ее, то не последует ли за ним Юдит? И как бы ни пыталась она изгнать его из своей жизни, в нем все равно жило смутное подозрение, что их судьбы связаны между собой.

Никакого логического объяснения этому чувству он подобрать не мог. Оно было тайной, а тайны не были его специальностью. Они были предметом послеобеденного разговора, когда, разомлев от бренди и света свечей, люди признавались в склонностях, о которых они ни за что бы не упомянули часом раньше. Во время таких разговоров ему приходилось слышать, как рационалисты исповедовались в пристрастии к бульварной астрологии, а завзятые атеисты заявляли о своих путешествиях на небеса. Слышал он и сказки о психических двойниках и предсмертных пророчествах. Все это было довольно занимательно, но его собственный случай был совершенно особым. На этот раз загадочные события происходили с ним самим, и это пугало.

В конце концов он поддался тревожному чувству, нашел номер Юдит и позвонил. Любовничек поднял трубку. Голос его звучал возбужденно, и возбуждение это стало еще сильнее, после того как Миляга назвал себя.

— Я понятия не имею, в чем состоит цель вашей проклятой игры… — начал он.

— Это не игра, — сказал ему Миляга.

— Только держитесь подальше от этой квартиры…

— У меня нет ни малейшего намерения…

— Потому что, если я увижу вас, то, клянусь…

— Могу я поговорить с Юдит?

— … Юдит не может…

— Я слушаю, — сказала Юдит.

— Юдит, повесь трубку! Не будешь же ты разговаривать с этим подонком!

— Успокойся, Мерлин.

— Слышишь, что она говорит, Мерлин. Успокойся.

Мерлин бросил трубку.

— Ревнует, а? — сказал Миляга.

— Он думает, что все это твоих рук дело.

— А ты рассказала ему об Эстабруке?

— Нет еще.

— Так ты хочешь обвинить во всем его наемника, так ведь?

— Послушай, извини меня за некоторые резкие фразы. Я не знала, что говорила. Если бы не ты, вполне возможно, что меня бы уже не было в живых.

— Возможно, я здесь ни при чем, — сказал Миляга. — Наш дружок Пай знал, чего он хочет.

— Он действительно знал, чего он хочет, — сказала Юдит, — но я не уверена в том, что он хотел убить меня.

— Он пытался задушить тебя, Юдит.

— Ты так думаешь? А по-моему, он просто хотел заткнуть мне рот, чтобы я не кричала. У него был такой странный вид…

— Я думаю, нам надо поговорить об этом с глазу на глаз, — сказал Миляга. — Почему бы тебе не улизнуть от своего любовничка и не отправиться со мной куда-нибудь выпить? Я могу встретить тебя прямо у подъезда. Ты будешь в полной безопасности.

— По-моему, это не такая уж хорошая мысль. Мне надо еще вещи упаковать. Я решила завтра вернуться в Лондон.

— Ты и раньше собиралась это сделать?

— Нет. Просто дома я буду чувствовать себя в большей безопасности.

— Мервин поедет с тобой?

— Его зовут Мерлин. Нет, не поедет.

— Ну и дурак.

— Слушай, мне пора. Спасибо, что вспомнил обо мне.

— Это не так уж трудно, — сказал он. — И если этой ночью ты почувствуешь себя одиноко…

— Этого не произойдет.

— Кто знает. Я остановился в Омни, комната сто три. Здесь двуспальная кровать.

— Будет место, где поспать.

— Я буду думать о тебе, — сказал он. Выдержав паузу, он добавил: — Я рад, что снова тебя увидел.

— Я рада, что ты рад.

— Это означает, что ты не рада?

— Это означает, что мне еще предстоит уложить кучу вещей. Спокойной ночи, Миляга.

— Спокойной ночи.

— Желаю весело провести время.

Он упаковал свои немногочисленные вещи и заказал себе в номер небольшой ужин: сандвич с курицей, мороженое, бурбон и кофе. Очутившись в теплой комнате после всех мытарств на ледяной улице, Миляга совсем размяк. Он разделся и стал поглощать свой ужин голым, сидя напротив телевизора и подбирая с лобка крошки, похожие на вшей. Добравшись до мороженого, он почувствовал себя слишком усталым, чтобы продолжать есть. Тогда он осушил бурбон, который оказал на него свое немедленное действие, и улегся в кровать, оставив телевизор включенным в соседней комнате, но уменьшив звук до усыпляющего бормотания.

Его тело и его ум существовали отдельно друг от друга. Тело, вышедшее из-под контроля сознания, дышало, двигалось, потело и переваривало пищу. Ум погрузился в сон. Сначала ему снился поданный на тарелке Манхэттен, воспроизведенный во всех мельчайших деталях. Потом — официант, который шепотом спрашивал, не угодно ли сэру провести ночь. А потом ему снилась ночь, которая черничным сиропом заливала тарелку откуда-то сверху, вязкими волнами покрывая улицы и небоскребы. А потом Миляга шел по этим улицам, в окружении небоскребов, рука об руку с чьей-то тенью, общество которой доставляло ему невыразимую радость. Когда они подошли к перекрестку, тень обернулась и дотронулась своим призрачным пальцем до переносицы Миляги, словно близилось наступление Пепельной Среды [1].