Ад ближе, чем думают - Александр Домовец Страница 23

Аткинсон перевёл взгляд на Мортона. Тот уныло кивнул, подтверждая справедливость сказанного.

Установилось молчание. Видимо, директор понял, что зарвался, но не знал, как отработать назад без потери лица. Мы терпеливо ждали, разглядывая стены, камин, потолок и вообще все, что попадалось на глаза. Я смотрел в окно-бойницу: с высоты седьмого этажа открывалась отличная панорама деревни, взятой в тройное кольцо мегалитов. Гигантские, устремлённые в небо пальцы многопалой каменной руки, затаившейся под землёй… Мисс Мэддокс тихонько теребила рыжий локон. Мортон сидел мрачнее тучи. Ходько написал записку и передал её Телепину. Прочитав, тот высоко поднял брови и слегка порозовел щеками. Интересно, какой информацией обменялись полковники…

Эдвард Мортон

Слушая русского со смешно звучащей фамилией Ходько, я проклинал свою сыщицкую удачу, которая когда-то создала мне репутацию нового Шерлока Холмса и в итоге привела в кресло начальника департамента. Высокий пост, одно из ключевых мест в министерстве, большое жалованье… Зачем всё это, если платить приходится нервотрёпкой, обострением язвы, бессонницей и вечным страхом потерять портфель, к которому – видит бог! – я не рвался?

Жена говорит, что за последние три года я сильно изменился. А как не измениться? Гроза лондонских жуликов исчез, появился важный чиновник. Как только охота на преступников сменилась бумажной круговертью и бесчисленными совещаниями, я начал понимать, что занимаю не своё место. Ну, так откажись, посоветуете вы. Легко сказать! А вы бы отказались, если вам предлагают крупное повышение? Да и чиновничьи блага, о которых я упоминал, засасывают не хуже болота…

За эти годы приходилось выполнять множество поручений министра. Но впервые меня инструктировал сам премьер Хэррингтон. Это случилось перед отъездом в Эйвбери. И чем больше я слушал премьера, тем сильнее понимал, что такого тухлого дела у меня ещё не было.

Русские пока не знают, во что вляпались со своим расследованием. (Хотя было бы точнее сказать – нашим.) Я и сам этого до конца не знаю. Но после разговора с Хэррингтоном я, по крайней мере, начал смутно понимать, чем занимается «Наследие прошлого» и какие силы поддерживают Аткинсона. И мне стало неуютно. Более неуютно я чувствовал себя лишь однажды, оказавшись на мушке у Шутника Питерса без малейшей надежды на чью-либо помощь…

Помощи и сейчас, в общем-то, ждать неоткуда. С поставленной миссией я должен справиться сам. «Миссия» – именно это слово произнёс Хэррингтон, пожимая на прощание руку и пристально глядя в глаза. И хотя в случае успеха я могу рассчитывать практически на любое вознаграждение, не слишком-то хочется его зарабатывать. То ли из-за страха, то ли остатки совести бунтуют…

И, как на грех, ситуацию усугубляет Аткинсон. Всё понимаю, но нельзя же вести себя так по-идиотски вызывающе! Какая бы мощь ни стояла у тебя за спиной, к тебе приехала комиссия ООГ. А что такое Организация Объединённых Государств, мы в Альбионе хорошо знаем. Так сказать, на собственной шкуре. И если русские пойдут на принцип (а они, увы, в своём праве), у председателя через считанные часы начнутся большие проблемы. А значит, и у «Наследия». А значит, и у…

Чёрт бы побрал этого упрямого самоуверенного болвана! Его же предупреждали, чтобы вёл себя аккуратно…

Вадим Телепин

Атмосфера в кабинете сгустилась так, что хоть топором руби.

Удивил Ходько. Перебросил мне записку с одним-единственным словом: «Молоток!» То ещё, курсантское словечко – комплимент. Что ж, доброе слово и полковнику приятно. Особенно учитывая наши трудные отношения…

Очевидно, Володя имел в виду, что я порядком припугнул Аткинсона. Но, откровенно говоря, всё не так просто. Винтокрылы с подкреплением вызвать я, действительно, могу. И временно перекрыть кислород обществу тоже не проблема. Проблемы начнутся потом – прежде всего, у меня. Слишком сложно тут всё, в этом туманном Альбионе, чтобы играть мускулами без крайней необходимости. Только мне дипломатического скандала не хватает!

С другой стороны, неподчинение спецкомиссии, тем более инспекции ООГ, не может остаться безнаказанным. Нельзя создавать прецедент. И потому, если Аткинсон так и не проявит благоразумия, наказания ему не избежать. Даже если придётся разобрать башню по кирпичику. А там будь что будет. В крайнем случае, тесть заступится…

Прерывая затянувшуюся паузу, я поднялся и сугубо официальным тоном осведомился:

– В последний раз спрашиваю, мистер Аткинсон: намерены ли вы сотрудничать со специальной комиссией, а также инспекцией ООГ? В принципе?

Британец проткнул меня взглядом. Насквозь.

– В принципе, да, – бухнул он. Как булыжником по темени, ей-богу. – Вы мне не оставляете выбора…

– Ну-с, вот и прекрасно, – подхватил Буранов, чьё лицо немедленно озарилось дипломатической улыбкой. – У нас в России в таких случаях, знаете ли, говорят: «Худой мир лучше доброй ссоры». Со своей стороны обещаем вести следствие с максимальным тактом. Итак, для начала мы бы хотели получить…

– Не трудитесь, – буркнул Аткинсон, глядя в сторону. В стороне, опершись на край стола, невозмутимо стояла вызванная, да так и не отпущенная мисс Редл. – Я всё запомнил. Однако чтобы подготовить документы, о которых сказано, понадобится некоторое время. Я дам указание своему заместителю мистеру Грейвсу.

Буранов и Мортон переглянулись.

– Ну, что ж, – сказал полицейский, – полагаю, что просьба мистера Аткинсона вполне корректна.

– Нет возражений, – любезно произнёс Буранов. – Мы можем встретиться вновь завтра. Скажем, в девять часов утра. Как вы думаете, мистер Аткинсон?

– Согласен, – отрезал председатель.

– А мы, пока суд да дело, поедем в гостиницу, устроимся, оглядимся, – закончил Буранов.

Никакого особого времени, чтобы представить нам необходимые документы, Аткинсону не требовалось. Уверен, что все они лежали у него в сейфе, под рукой. Однако Буранов был прав; не следует перегибать палку. Хочешь тайм-аут? Получи! Но завтра мы тебя вывернем наизнанку. По полной программе, от души…