Тьма - Джеймс Герберт Страница 23

На потертом диване возле высокого полукруглого окна молодая девушка отбивалась от двух мужчин, державших ее за руки и за ноги. Ее юбка была высоко задрана. Перед ней стояла на коленях какая-то женщина и проталкивала между ног девушки что-то громоздкое. Девушка с мольбой смотрела на этот предмет, но, как увидел Бишоп, ее рот был заклеен пластырем. Она изогнулась дугой, и с ней вместе приподнялся вставленный предмет. Бишоп протянул к ним руку, но его движения затрудняла какая-то липкая обволакивающая жидкость, делавшая его совершенно беспомощным. Женщина нажала двойной спусковой крючок ружья, и Бишоп закрыл глаза, чтобы не видеть, как тело девушки разлетелось на куски.

Кто-то тронул его за плечо, и он снова открыл глаза. Над ним стояла Джессика и беззвучно шевелила губами.

Человек, стоявший за дверью, безумно улыбался. Изо рта у него сочилась непонятная жидкость, стакан выскользнул из его руки и упал на пол, но не разбился, а описал круг и вернулся к нему. Не переставая улыбаться, человек начал медленно оседать, и только когда оказался на полу, скривил губы с болезненным омерзением. Движением, напоминающим скачок секундной стрелки, он завалился на бок. Брыкнув раз-другой ногами, он широко разинул рот, и его лицо застыло в смертельном оскале, который не смягчила даже кончина.

В дальнем углу комнаты сидели, держась через стол за руки, мужчины и женщины. Они терпеливо ждали, в то время как человек с ножом мясника обходил вокруг стола и аккуратно перерезал им глотки, причем каждый участник крепко держал за руки сидящего напротив умирающего, пока собственная смерть не вынуждала его отпустить руки. Скоро соединенных рук не осталось, ибо все, кому они принадлежали, либо повалились на стол, либо сползли со стульев на пол. Человек, осуществивший умерщвление, спокойно провел ножом по своему горлу, опустился на колени, заливая грудь кровью, и упал на пол лицом вниз.

Бишоп хотел встать, и девушка — это была Джессика — тянула его за руку, пытаясь помочь. Из кресла, в котором еще недавно сидел Джейкоб Кьюлек, на Бишопа смотрел человек. У него было худое лицо, впалые щеки и неестественно выпуклые глаза, как у больного базедовой болезнью. Тонкие бесформенные губы кривились в подобии презрительной усмешки. Его редкие черные волосы были зачесаны назад, от чего безбровый лоб казался необыкновенно большим. В руках он держал маленький стакан с прозрачной жидкостью. Открыв рот, он что-то беззвучно произнес и перевел взгляд на совокуплявшихся рядом мужчину и женщину. Женщина прижимала голову мужчины к своему лону, а тот проталкивался ей в рот. Это были дряхлые седые старики — кожа свисала складками на их выпирающих костях.

К ним подошел бородач и взмахнул деревянным молотком, любуясь, как треснувший от его удара череп мужчины вклинился между тощих ног партнерши. Став на колени, бородач с силой опустил молоток на его ягодицы, и женщина забилась, стараясь избавиться от его удушающего члена. Она пыталась вывернуться, но под градом ударов таз старика давил и душил ее, пока у нее не свернулась шея. Она скончалась — либо от удушья, либо от перелома, либо просто от шока.

Бородач злорадно посмеивался, осыпая ударами их уже бездыханные тела. Но внезапно остановился и посмотрел на сидевшего в кресле. Тот что-то произнес, но Бишоп не услышал слов. Бородач подполз к креслу на коленях, все еще сжимая в руках молоток. Ему подали стакан с прозрачной жидкостью, и он взял, с сомнением присматриваясь к содержимому. Затем выпил.

Двусмысленная усмешка на лице сидевшего в кресле стала еще шире, и он снова посмотрел на Бишопа. Потом поднял с колен предмет, который Бишоп сначала не заметил. Тяжелый, черный. Пистолет. Окинув комнату долгим взглядом, он остановил свои выпуклые глаза на Бишопе. Его губы шевельнулись, рот широко открылся, и он сунул туда дуло, целясь в нёбо. Все вокруг Бишопа происходило как в замедленной съемке: движения казались плавными, агония умирающих — грациозной. Балет смерти. Целую вечность палец этого человека скользил вдоль курка, оттягивая его к спусковой скобе, затем так же медленно произошла отдача, рот озарился вспышкой, показавшей дыру и Бишоп почти физически ощутил движение прошедшей навылет пули. Куски мозга, слизь и кровь взлетели в воздух и размазались по стене стекающими алыми сгустками.

Бишоп не отрываясь смотрел на этот изменчивый узор, затем перевел взгляд с медленно стекающей крови на человека в кресле. Но это уже был другой человек. Выпуклые, выпирающие из глазниц глаза были те же, но такими их сделал страх. Страх перед чем-то невидимым, ибо глаза эти были незрячими. В кресле сидел Кьюлек.

Он кричал, но звуки не достигали слуха Бишопа. Постепенно голос становился громче, будто Кьюлек находился в самом конце длинного извилистого коридора и вдруг начал приближаться. Окружавшие Бишопа фигуры стали расплывчатыми и бесплотными, их содрогания замерли, и они растаяли, уступив место другой, более отчетливой и определенной картине. У стены полулежала с закрытыми глазами Эдит Метлок, безжизненно склонив голову набок. Крики Кьюлека ясно зазвучали в ушах Бишопа, и он почувствовал, что способен двигаться. Вставая, он наткнулся на Джессику, пытавшуюся его поддержать. Он резко повернулся, и девушка, потеряв равновесие, упала на одно колено. Бишоп должен был бежать, должен был вырваться из этого дома и происходящего здесь кошмара. Продолжающегося кошмара.

От столкновения его отбросило в дверной проем, и он увидел дальний конец коридора. Там тоже маячили какие-то призраки, медленно растворяясь в тусклом свете. Взгляд Бишопа упал на лестничный пролет, над которым раскачивались чьи-то ноги. «Нет!» — закричал он и вскочил. Ноги бешено бились, обдирая стену, один ботинок упал и покатился вниз по ступенькам. Отрезанные руки ухватились за исчезающие ноги и повисли на них, оттягивая вниз, пока ноги не перестали биться. Руки постепенно исчезли, и в воздухе остался только дрожащий бледный контур конечностей.

Бишоп понимал, что должен был бежать отсюда. Он знал, что эта резня происходит везде: и в спальнях, и в комнатах верхнего этажа. Надо бежать. Судорожно глотая воздух и едва передвигая налитые свинцом ноги, он бросился к выходу. Дверь под лестницей была приоткрыта, и эта длинная узкая щель влекла его к себе.

Как это уже случилось однажды, он остановился и прильнул к стене. И снова дверь открылась шире, будто кто-то толкнул ее с обратной стороны. Его безотчетно тянуло туда, и он схватился за край двери, не решаясь смотреть, но подчиняясь приказу, исходившему из глубины подвала. Он потянул дверь на себя, и затаившаяся за нею тьма дрогнула и отступила при внезапном появлении света, хотя он был совсем слабым. Бишоп услышал этот звук. Что-то переместилось. Там, на нижних ступеньках. Он должен посмотреть. Должен.

Он сделал шаг вперед и заглянул в недра дома. Тьма у подножия лестницы казалась плотной, живой, зовущей и жаждущей его поглотить. И вдруг оттуда выступила какая-то тень.

Бишоп не в состоянии был шевельнуться. И даже когда тень выросла, поднимаясь по ступенькам, и до него донеслось какое-то странное бормотание, он продолжал стоять как зачарованный. Даже увидев ее безумные глаза и длинные, ниспадавшие потоком волосы, разделенные на пряди огромными грудями, похожими на валуны в стремнине. Даже когда она поднялась на верхнюю ступеньку, перетянув грудь свитыми в толстый жгут волосами, снова и снова повторяя ставшие различимыми слова: «Все эти годы... все эти годы...»