Вампир Лестат - Энн Райс Страница 22

Я попытался обнять ее. В первый момент она напряглась, нотут же обмякла и прижалась ко мне всем телом, дав волю такой силы эмоциям, чтомне показалось, будто я наконец понял, почему она всегда стремилась держатьсебя в руках. Никогда прежде мне не приходилось видеть ее плачущей. И невзираяна боль, которую я в тот момент испытывал, этот миг был едва ли не лучшим вмоей жизни. Я стыдился этого чувства, но ни за что не хотел отпускать ее.Крепко прижав к себе, я целовал мать, восполняя то, чего был лишен всю своюжизнь, ибо раньше она не позволяла мне ее целовать. В те минуты мы казалисьдвумя половинками одного целого.

Неожиданно она успокоилась и пришла в себя. Медленно, норешительно она высвободилась из моих объятий и оттолкнула меня.

Мы разговаривали еще очень долго. Она говорила о вещах, невсегда мне понятных, – о том наслаждении, которое она испытывала, видя,как я отправляюсь на охоту или сержусь на все и вся, забрасывая отца и братьеввопросами относительно того, почему мы должны жить именно так, а не иначе. Соттенком некоего суеверного страха она утверждала, что я составляю тайную частьее самой и служу для нее неким органом, которого женщины лишены в реальнойжизни.

– Ты – это мужчина во мне, – говорила она, –и именно поэтому я старалась удержать тебя возле себя и боялась без тебяостаться. И именно поэтому, возможно, я отпускаю тебя сейчас. Я просто делаюто, что уже однажды сделала.

Ее слова потрясли меня. Мне и в голову не могло прийти, чтоженщина может чувствовать или говорить что-либо подобное.

– Отцу Никола известно о ваших планах, – сказала она, –хозяин кабачка подслушивал ваши разговоры. А потому вы должны уехать как можноскорее. На рассвете садитесь в дилижанс. Как только доберетесь до Парижа, тынемедленно мне напишешь. На кладбище Невинных мучеников возле Сен-Жерменскойярмарки есть люди, зарабатывающие на хлеб написанием писем. Найди там человека,знающего итальянский, и тогда твое письмо не сможет прочесть никто, кроме меня.

Она вышла из комнаты, а я еще долго сидел, глядя перед собойневидящими глазами, не в силах поверить, что все это происходит на самом деле.Потом осмотрелся вокруг: кровать с соломенным матрацем, две мои куртки икрасный плащ, единственная пара кожаных сапог возле камина… Сквозь узкую щельокна я видел темные силуэты гор, знакомых мне с самого детства. В этот чудесныймиг я вдруг избавился от ощущения мрака и темноты.

Вскоре я уже мчался вниз по лестнице и дальше, по склонугоры к деревне, чтобы найти Никола и сообщить ему о нашем отъезде в Париж. Мынепременно сделаем это, и на этот раз никто не сможет остановить нас.

Вместе со своей семьей он был возле костра. Увидев меня, онбросился мне на шею, а я, обхватив его за плечи, потащил прочь от пламени исобравшейся вокруг него толпы на самый край луга.

Как это бывает только весной, воздух буквально пропиталсязапахом свежей зелени. Даже пение крестьян не казалось мне в эти минуты стольужасным. Я бросился в пляс по кругу.

– Возьми свою скрипку, – говорил я Никола, –и сыграй о том, что мы едем в Париж! Мы уезжаем утром! Мы уже в пути!

– А на что мы будем жить в Париже? – пропел он вответ, делая вид, что играет на невидимой скрипке. – Ты что, собираешьсяохотиться на крыс и есть их на ужин?

– Пусть тебя не волнует, что будет, когда мы наконецокажемся там. Главное, мы будем жить в Париже!