Скелеты - Максим Кабир Страница 21

Ковер дяди Назара невозможно было не заметить. Из-за его аляповатости, кричащей красноты. И еще из-за чего-то.

— Нужно вытереть пыль, — сказала мама, входя в спальню с тряпкой, — здесь давно никто не жил.

Влад провел глазами по алому орнаменту. Чем дольше он всматривался в узор, тем больше тот походил на языки пламени. Казалось, вот-вот раздастся потрескивание костра и пламя задвигается внутри этой распахнутой на всю стену топки.

Взгляду стало горячо. Влад отвернулся.

Мать яростно терла стол, и ее губы беззвучно шевелились.

Влад вышел в ванную и провел там час. Никто не заметил его покрасневших белков.

Позже он ел макароны по-флотски и слушал разговор взрослых, которые будто не замечали его присутствия. Из разговора становилось ясно, что терпение мамы окончательно лопнуло. Ничего хорошего это не сулило.

Влад допил чай и услышал:

— Иди в свою комнату.

«Это не моя комната!» — хотел возразить он, но выражение маминого лица было жестким и пугающе похожим на угрюмую гримасу дяди Назара. Мальчик побрел в спальню.

Из дома он прихватил томик о приключениях Конана Киммерийца и сейчас стал читать, устроившись у окна спиной к кровати.

В книге было все, что нравилось Владу: свирепые монстры, магия, битвы на мечах. И девушки, красивые, как тетя Марина, — с некоторых пор ему нравились и они. Но сегодня, в чужой спальне (где давно никто не жил), ему не удавалось сосредоточиться.

Влад закрыл книгу и повернулся к хаосу из красных абстрактных фигур.

Он подумал, что человек, выткавший это уродство, был безумен или сильно пил, а может, и то и другое. Рисунок раздражал, цвета заставляли глаза слезиться. И в то же время нагромождение пятен не отталкивало взгляд, а, напротив, странным образом притягивало.

Шестое чувство подсказало Владу: мастер, пусть и сумасшедший, был не лишен таланта. Ему удалось расположить узоры так, что, когда смотришь в один угол, фигуры еле заметно двигаются в другом, на периферии зрения.

Никакой магии в стиле Конана, обычный фокус, иллюзия. Вроде тех картинок, что обретают глубину и выдают спрятанный сюжет, если всматриваться в них определенным образом.

Влад решил шутки ради проверить, не содержит ли ковер подобный секрет, и сосредоточился на его центральном медальоне. Он слегка скосил глаза и расфокусировал взор. Несколько секунд ничего не происходило, а потом узоры в углах ковра зашевелились. Линии сплелись в спирали, а языки пламени зашевелились, словно ковер горел.

Влад недоверчиво хмыкнул и попытался отморгать наваждение, но веки не подчинились ему. Спирали набирали обороты, фон провалился внутрь, и картина стала объемной. Теперь над кроватью зиял вход в алую пещеру, в страшную комнату за очагом.

У мальчика закружилась голова, он вскрикнул и рывком выдернул якорь взгляда из кровавого океана.

Калейдоскоп остановился, обернулся простым ковром.

— Я ухожу по делам, — сказал дядя Назар из коридора, — квартира в вашем распоряжении. Вернусь поздно, не ждите.

— До свидания, — пролепетал Влад чужим голосом.

Мама заперлась в гостиной и долго говорила по телефону с подругами. Влад устроился на кухне. Постепенно чтение захватило его, и он прочитал сто страниц, ни разу не вспомнив про ожившие узоры. Но как только за окном стемнело, мысли вернулись в реальность.

«Я буду спать прямо под ним», — опасливо подумал мальчик и тут же отругал себя за трусость.

— Мне не восемь лет! — сказал он вслух. — Подумаешь, старый ковер!

Решительным шагом он вошел в спальню и взобрался на кровать. Впервые он коснулся ковра руками. Пальцы прошлись по жесткому ворсу. Ощущение, будто гладишь грязную собаку. Вся уверенность мигом испарилась.

Влад приблизил лицо к ковру и понюхал его.

Ворс пах шерстью дикого животного, пастью Найды, неожиданно накинувшейся на маленького Владика.

«Что-то изменилось, — с нарастающим ужасом подумал Влад, — он изменился!»

Запомнить точное месторасположение всех бессмысленных фигур было нереально, но одна деталь четко бросалась в глаза.

Алый орнамент у каймы больше не напоминал пламя. Извивающиеся клинья обернулись зубами, частоколом клыков по периметру квадратной пасти.

«Голодной пасти», — подумал Влад.

Ему захотелось позвать на помощь маму. И он позвал ее.

— Ма, давай снимем ковер со стены.

— Ты что? — Мама удивленно оторвалась от журнала. — Мы не у себя дома. А что случилось?

У Влада был заготовленный, почти правдивый ответ:

— Он воняет.

Мама проследовала за сыном в спальню. Впервые посмотрела на красное полотно.

— Какая безвкусица, — скривилась она.

Влад воодушевился:

— Ты его понюхай!

— Нюхаю. Пахнет пылью. Этой комнатой никто не пользовался с… — она осеклась, — долго.

Влад подбежал к ковру и принюхался. Запах псины исчез. Ворс пах, как и положено старому ворсу. Очередной трюк.

— Фу, — преувеличенно поморщился мальчик, — надо снять его на время.

Мама с сомнением оглядела ковер, потом взялась за его край и отодвинула. Чем дольше она смотрела в зазор между стеной и ковром, тем сильнее хмурилась.

Страх отразился на лице мальчика. Ему казалось, что из зазора выскользнет рука скелета, схватит маму за горло и утащит в красные недра.

«Не трогай его!» — хотелось закричать ему, но мать сама отпустила ковер.

— Снять не получится, — объявила она. — Стенка отсырела, на обоях грибок. Лучше уж так, чем без него.

Мальчик с мольбой уставился на мать. Она потрепала его по волосам, не особо ласково:

— Послушай, дорогой, это всего на два-три дня. Мы с папой уладим наши проблемы, и ты вернешься домой.

— А как же школа? — разыграл он последний козырь.

— В школу я позвоню.

Мать развернулась на носочках и пошла в ванную. Зашумела вода.

Влад всхлипнул совсем как маленький. Пока мама мылась, он позвонил отцу.

— Да, сынок, — сказал папа слишком развязно для человека, чья семья исчезла.

— Па, — прошептал мальчик, — мы у дяди Назара!

— Я так и думал, — ответил отец.

«Если думал, почему не забрал нас?» — едва не вырвалось у Влада, но он посчитал разумным задать другой вопрос:

— Па, когда ты приедешь за нами?

— Понимаешь, Владик, у нас с твоей мамой не лучший период в жизни. Нам необходимо во всем разобраться. Думаю, она поступила правильно, поехав к брату.

— Но, папа…