Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг Страница 21

– Что ты имеешь в виду? – спросил я. – Ты хочешь, чтобы яответил тебе?

– Кому-то придется ответить, – заметил он. – И очень скоро,судя по тому, как развиваются события.

– Они развиваются так потому, что так развивались всегда, –пожал я плечами, – а люди относятся друг к другу с такой злобой потому, чтотакими уж созданы. Если ты хочешь винить кого-то, вини Господа Бога!

– Чепуха. Я не верю этому. Даже двойные Х-хромо-сомы в концеконцов оказались чепухой. Только не говори, что всему виной экономическиепричины, конфликт между богатыми и бедными, потому что это тоже объясняетдалеко не все.

– Первородный грех, – ухмыльнулся я. – Мне нравится этообъяснение – оно хорошо звучит и под него можно танцевать.

– Ну что ж, – сказал Бобби, – может быть, причинадействительно заключается в первородном грехе. Но посредством чего, старшийбрат? Ты не задавал себе такого вопроса?

– Посредством чего? Не понимаю.

– Мне кажется, все зависит от состава воды, – задумчивопроизнес Бобби.

– Состава чего?

– Воды. Что-то содержится в воде.

Он посмотрел на меня.

– Или, может быть, чего-то в ней не хватает.

На следующее утро Бобби отправился в Уэйко. С тех пор я невидел его, пока он не вошел в мою квартиру, одетый в спортивную майкунаизнанку, с двумя стеклянными ящиками.

Это произошло три года спустя.

***

– Как поживаешь, Хауи? – произнес он, входя в комнату инебрежно хлопая меня по спине, словно прошло всего три дня.

– Бобби! – крикнул я, обнял его и крепко прижал к себе. Вгрудь мне врезалось что-то твердое, и я услышал разъяренное жужжание.

– Я тоже рад видеть тебя, – сказал Бобби, – только ненаваливайся так сильно. Ты расстраиваешь туземцев. Я тут же сделал шаг назад.Бобби поставил на пол большой бумажный мешок, который нес перед собой, и снялрюкзак, перекинутый через плечо. Затем он осторожно извлек из мешка стеклянныеящики. В одном из них было пчелиное гнездо, в другом – осиное. Пчелы начали ужеуспокаиваться и продолжали дело, которым занимались раньше, тогда как осы явнопроявляли свое неудовольствие происходящим.

– Ну хорошо, Бобби, – сказал я. Посмотрел на него иулыбнулся. Глядя на него, я не мог не улыбаться. – Что ты придумал на этот раз?

Он расстегнул «молнию» на рюкзаке и достал оттуда банкуиз-под майонеза, наполненную до половины прозрачной жидкостью.

– Видишь? – сказал он.

– Да. Похоже на воду или самогон.

– Вообще-то в банке и то и другое, если только ты мнеповеришь. Это взято из артезианской скважины в Ла-Плата, небольшом городке всорока милях к востоку от Уэйко. До того как я перегнал эту жидкость, чтобыполучить вот этот концентрат, у меня было пять галлонов воды. Там у менянастоящий перегонный (аппарат, Хауи, но я не думаю, что правительство будетпреследовать меня за это. – Он продолжал усмехаться, и его усмешка стала ещешире. – Здесь нет ничего, кроме воды, но это все-таки самый невероятныйсамогон, когда-либо известный человеческой расе.

– Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не понимаешь, но сейчас все поймешь. Знаешь что, Хауи?

– Что?

– Если наша идиотская человеческая раса сумеет продержатьсяеще шесть месяцев и за это время не уничтожит себя, я готов поспорить, что онабудет существовать вечно.

Он поднял банку из-под майонеза, и один его глаз,увеличенный во много раз, с поразительной торжественностью уставился на меня.

– Это величайшее лекарство, – произнес он. – Оно излечиваетсамую ужасную болезнь, от которой страдает Homo sapiens.

– Лекарство от рака?

– Нет, – покачал головой Бобби. – От войн. Драк в барах.Перестрелок. И прочей мерзости. Где тут у тебя туалет, Хауи? Мне нужнопочистить зубы.

Когда Бобби вернулся в комнату, он не только вывернул майкуна нужную сторону, но даже причесался. Правда, я наметил, что его методпричесываться ничуть не изменился. Бобби просто совал голову под кран и затемзачесывал волосы назад пальцами вместо расчески.

Он взглянул на два стеклянных ящика и заявил, что и пчелы иосы вернулись в нормальное состояние.

– Нельзя сказать, что осиное гнездо когда-либо приближаетсяк тому состоянию, что можно назвать нормальным, Хауи. Осы – общественныенасекомые, подобные пчелам и муравьям, но в отличие от пчел, которые почтивсегда сохраняют разум, и муравьев, временами страдающих от приступовшизофрении, осы – абсолютные и полномасштабные безумцы. – Он улыбнулся. – Вточности как мы, люди. – Он снял крышку с ящика, в котором находилось пчелиноегнездо.

– Знаешь что, Бобби, – сказал я. На моем лице появиласьулыбка, но, пожалуй, неестественно широкая. – Закрой свой ящик с пчелами исначала расскажи мне обо всем, а? Продемонстрируешь свои фокусы потом. Я хочусказать, что хозяйка дома – настоящая кошечка, милая и добрая, а вот консьержка– огромная баба, курит сигары и весит больше меня фунтов на тридцать. Она…

– Тебе понравится эта картина, – убеждал Бобби, словно неслышал, что я говорил.

Я был знаком с этой привычкой так же хорошо, как и с егометодом причесываться десятью пальцами. Он не то что был невежливым, а частоувлекался и не слышал, что происходит вокруг. Попытаться остановить его? Да нив коем случае! Я был так счастлив, что он вернулся. Думаю, я понимал даже в тотмомент, что произойдет нечто ужасное, но, когда я проводил с Бобби больше пятиминут, он прямо-таки гипнотизировал меня. Он был словно Люси из знаменитогокомикса – с футбольным мячом в руках, обещающий, что уж на этот раз все будет вполном порядке, а я выступал в роли Чарли Брауна, устремляющегося по полю,чтобы пнуть его.

– По правде говоря, ты, наверное, уже видел все это раньше,– продолжал Бобби, – такие фотографии время от времени печатают в журналах –или в документальных фильмах о дикой природе. В этом нет ничего необычного,однако выглядит поистине потрясающе, потому что у людей существует совершеннонеобоснованное предубеждение относительно пчел.

Самым удивительным было то, что он был прав – ядействительно видел все это раньше.

Бобби сунул руку внутрь ящика между пчелиным гнездом истеклом. Меньше чем через пятнадцать секунд его рука покрылась шевелящейсячерно-желтой перчаткой. И тут я мгновенно вспомнил: сижу перед телевизором вдетской пижаме, прижимаю к груди своего плюшевого медведя примерно за полчасадо того, как лечь спать (и, уж конечно, за несколько лет до рождения Бобби), инаблюдаю со смешанным ужасом, отвращением и увлечением, как новоявленныйпчеловод разрешает пчелам залезать на его лицо, полностью покрывая его. Сначалапчелы образуют у него на голове что-то вроде капюшона палача, а затем онсметает их, превращая в какую-то чудовищную живую бороду.