Титус Кроу - Брайан Ламли Страница 20

Из Блоун-Хауса я в тот вечер ушел очень поздно, но по крайней мере я уяснил (по какой-то пока еще довольно смутной причине) стоящую перед собой задачу. Кроу не был со мной снисходителен. Он всегда давал мне трудные поручения, но я знал, что в этом случае он взвалил самую большую часть работы на свои плечи. Так случилось, что мне не суждено было начать работу по той части задачи, которая была поручена мне. Поэтому не имеет никакого смысла переходить к подробностям.

Между тем мы разработали систему — по всей видимости, непогрешимую по своей простоте. Задача заключалась в том, чтобы создать Шудде-М’елю (или тем его потомкам, которые свили себе гнезда в Англии) тяжелые — вернее говоря, невыносимые — условия существования, за счет лишения их четырех драгоценных яиц. Кроу написал три письма доверенным друзьям. Одно — чудаковатому старику, живущему отшельником на Гебридских островах, в Строноуэе. Второе — Уингейту Писли, выдающемуся эрудиту, старому другу по переписке, с которым Кроу обменялся множеством писем по вопросам фольклора, мифологии и оккультной антропологии. Вплоть до последнего времени он был профессором психологии в Мискатоникском университете, в штате Массачусетс. И наконец, третьим адресатом стала старая шарлатанка, медиум, которую Кроу знал давно и очень любил — некая матушка Куорри из Маршфилда, что неподалеку от Бристоля.

План был такой: не дожидаясь ответов на письма, мы отправим яйца профессору Писли в Америку. Писли, ясное дело, получит письмо, отправленное авиапочтой, немного раньше, чем посылку с яйцами. Титус безмерно верил в своего друга и не сомневался, что его инструкции будут выполнены до последней буквы. Инструкции были просты: в течение двадцати четырех часов отправить яйца Росситеру Макдональду в Строноуэй. Макдональд, в свою очередь, получил распоряжение как можно скорее переправить яйца матушке Куорри, а уж от этой, наделенной «даром» дамы, яйца должны были возвратиться ко мне. Я говорю «возвратиться ко мне», потому что я унес коробку из Блоун-Хауса с собой — аккуратно упакованную и готовую к отправке. Мне следовало действовать четко и быстро, дабы выковать первое звено в почтовой цепи. По дороге домой я также отправил письма.

Я целиком и полностью согласился с моим просвещенным другом в том, что в эту ночь яйца ни в коем случае не следовало оставлять в Блоун-Хаусе. На самом деле, я сам настоял на том, чтобы унести яйца. Они и так уже слишком долго пробыли в руках Кроу, и он наверняка начал ощущать напряженность из-за их присутствия. Он признался мне, что начал вздрагивать из-за каждого скрипа половицы и впервые с тех пор, как перебрался в свое одиноко стоящее и наполненное странной атмосферой бунгало, начал пугаться шума некоторых деревьев с пышными кронами у себя в саду.

Но при том, что ему было известно и во что он верил — да нет, во что теперь верили мы оба, — его нервозность можно было считать вполне естественной. На самом деле, именно присутствие яиц в его доме, помимо всего прочего — и в том числе, помимо жуткой усталости, вызванной непосильной работой и недосыпанием, — отвечало за серьезное ухудшение здоровья моего друга со времени нашей последней встречи. Я понял, что еще немного — и Кроу пойдет по пути разрушения, подобному тому, который избрал для себя сэр Эмери Уэнди-Смит!

Можно легко понять, почему в ту ночь я не сомкнул глаз. Я лежал в кровати в моем доме, выстроенном из серого камня, ворочался с боку на бок и вертел так и сяк в уме новую систему понятий, которую мне нужно было принять. То есть принять я ее принял, но ее детали все же нуждались в обдумывании — хотя бы для того, чтобы общая картина стала более ясной, чтобы исчез туман по углам. Правду говоря, соображал я плоховато — словно бы с похмелья. Но конечно же, у моей бессонницы была другая, более непосредственная причина — коробка с тускло блестевшими шарами, стоящая на небольшом столике около моей кровати!

Беспокойно взбивая подушку (этим я занимался каждые полчаса), я с десяток раз заново прокрутил в мозгу все, о чем мы говорил с Кроу, пытаясь найти в нашем плане изъяны, — но не нашел. Мне представлялся идеальным срочный план Кроу, нацеленный на то, чтобы помешать копателям завладеть своими яйцами, и я целиком разделял его страхи. Тем не менее я понимал, что что-то в нашем плане ошибочно, просто невероятно ошибочно! Я это понимал. И эта ошибка скрывалась где-то в глубинах моего разума и никак не желала всплывать на поверхность.

Если бы только развеялся этот туман в сознании… Жуткая депрессия отступила, это правда, но теперь мне приходилось продираться через этот густой ментальный туман!

Да, конечно, я не был знаком с друзьями Кроу по переписке лично, но он в них безраздельно верил — особенно в Писли. В своем письме к профессору Кроу обрисовал все свое отношение к фантастической опасности, грозившей Земле. Да, это была гипотеза, но Кроу выразил ее очень сильно и четко и подчеркнул свое личное участие в происходящем. На самом деле Кроу подвергал опасности успех всего нашего дела, поставив меня в позицию чрезвычайно просвещенного человека, способного не только воспринять, но и оценить содержание письма к профессору Писли. Когда Кроу зачитал мне наспех составленное письмо, я откровенно и даже немного грубовато объяснил моему другу, что его адресат может решить, что отправитель письма лишился рассудка. Чуть раньше Кроу сказал: «Будь я проклят, если знаю, кому я могу довериться», но теперь он только хмыкнул в ответ на мои слова и сказал, что вряд ли Писли так воспримет его послание и что в любом случае — хотя бы только лишь по старой дружбе — профессор сделает с яйцами все именно так, как он просит.

Кроу подсчитал, что путешествие яиц по кругу займет максимально три недели, но все же озаботился тем, чтобы попросить своих корреспондентов отправить ему письма с подтверждением о безопасной отправке посылок. Я задумался об этом, и…

Ну вот, опять!

Что это за тревога в дальнем уголке сознания, стоит мне только подумать о том, что утром начнутся странствия яиц?

Но нет — как только я словно бы улавливал эту мысль, она сразу же ускользала от меня, в затянутый туманом разум. Это изнурительное чувство мне было знакомо и прежде, было знакомо и неутешительное решение: попросту игнорировать назойливую мысль — и пусть все идет как идет. Однако это ощущение меня раздражало — и более чем пугало, учитывая обстоятельства.

Я повернулся на бок, и мой взгляд упал на коробку с загадочным содержимым. Мысленным взором я увидел это содержимое — матовый блеск жемчужных шаров в темноте картонного гробика. И тут же возникла новая мысль.