Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня - Даниэль Дефо Страница 20

Возвращаюсь к моему дневнику.

Все те четыре или три с половиной месяца, когда я был занят сооружением вала, я трудился, не покладая рук, а 14 апреля строительство было завершено, и я решил, что буду входить и выходить не через калитку, а перелезать через стену по приставной лестнице, чтобы снаружи невозможно было увидеть никаких признаков человеческого жилья.

16 апреля

Закончил мастерить лестницу. Забрался по ней на стену, поднял ее за собой, а потом перебросил внутрь ограды. Теперь я защищен со всех сторон. Внутри достаточно места, и никто не может проникнуть ко мне иначе, как перебравшись через стену.

Между тем на другой же день после того, как я доделал стену, весь мой труд чуть не пошел прахом, а сам я едва избежал гибели.

Я занимался делами внутри ограды, у самого входа в пещеру, и был до смерти напуган самым что ни на есть ужасным и неожиданным явлением. Внезапно я увидел, как со свода моей пещеры, а также с обрыва вниз посыпалась земля. Две из поставленных мной подпорок сломались со страшным треском. Я очень испугался, но не задумался о причине происходящего, боясь, как бы свод пещеры не обвалился, как ранее. Из страха быть погребенным под обвалом, я бросился к лестнице и, не считая себя в безопасности внутри ограды, выбрался через нее на открытую местность.

Лишь почувствовав под ногами твердую землю, я догадался, что стал свидетелем сильного землетрясения. Земля под моими ногами трижды всколыхнулась с интервалами минут по восемь, и трех столь сильных толчков хватило бы, чтобы развалить самое прочное здание, какое только можно представить. От вершины находившейся в полумиле от меня скалы отломился огромный кусок и рухнул вниз с таким грохотом, какого я в жизни своей не слыхивал. И даже море неистово забурлило от этих толчков. Мне кажется, что в море они были даже сильнее, чем на острове, и, сам не знаю, почему, я был поражен мыслью о том, что все это происходит из-за того, что где-то на глубине потянулось во сне какое-то гигантское существо, как это бывает с людьми или собаками.

Прежде меня никогда не посещали подобные мысли. К тому же, я не слыхал, чтобы о таких вещах говорил кто-то другой. Но сама эта мысль потрясла меня до такой степени, что я совершенно обомлел и онемел от страха. От сотрясений почвы я чувствовал дурноту, как при морской болезни; по крайней мере, так мне сперва показалось. Я не сразу догадался, что это зверь рычит и ворочается во мне, хотя до полнолуния оставалось еще более недели, но это землетрясение растревожило его, и я пытался понять, почему. Однако грохот падающего утеса привел меня в чувство. Впрочем, выйдя из оцепенения, я пришел в ужас при мысли, что холм может обрушиться на мою палатку, погребя под собой все мое добро. И тут мое сердце снова ушло в пятки.

Когда после третьего толчка сотрясения почвы прекратились и наступило затишье, я приободрился, и зверь во мне успокоился. Однако из страха быть погребенным заживо я еще долгое время не решался перелезть через вал и продолжал сидеть на земле, подавленный и погруженный в полное уныние, не зная, что предпринять. И за все это время у меня в голове не промелькнуло ни одной серьезной мысли о Боге. Ни одной, кроме банального «Господи, помилуй», а когда опасность миновала, ушла и она.

Пока я так сидел, небо затянуло тучами, кругом потемнело и собрался дождь. Вскоре поднялся ветер, который постепенно крепчал и за полчаса превратился в самый настоящий ураган. Море у черных скал вспенилось бурунами, волны яростно бросались на берег, деревья вырывало с корнями. Одним словом, буря была ужасная. Так продолжалось часа три, после чего шторм начал стихать. Прошла еще пара часов, и ветер улегся, но начался сильнейший ливень.

Все это время я просидел на земле, перепуганный и подавленный, но тут мне вдруг пришло в голову, что, должно быть, этот ливень и ветер были последствием землетрясения, а само землетрясение кончилось. Я мог рискнуть и вернуться в свою пещеру. При этой мысли я приободрился, да и дождь также придал мне решимости, поэтому я перелез через стену и спрятался в палатке. Однако ливень был настолько сильным, что вскоре палатка промокла насквозь, и мне пришлось перебраться в пещеру, хотя мне было очень страшно и неуютно при мысли, что я могу оказаться заживо погребенным в ней.

Этот проливной дождь задал мне новую работу, поскольку мне пришлось проделать в стене отверстие для отвода воды, которая в противном случае затопила бы мою пещеру. Просидев в ней некоторое время и убедившись, что подземные толчки не возобновляются, я понемногу успокоился. И для поддержания бодрости духа, в чем я очень нуждался, я подошел к своему маленькому погребцу и отхлебнул глоточек рома, как всегда крохотный, потому что расходовал я его крайне экономно, зная, что пополнить его запас будет невозможно.

Дождь шел всю ночь и большую часть следующего дня, поэтому я не выходил из дома. Немного успокоившись, я начал серьезно обдумывать, как мне лучше поступить, придя к выводу, что, коль скоро на острове случаются землетрясения, жить в пещере нельзя. Нужно было подумать о том, чтобы построить себе маленькую хижину на каком-то открытом участке и обнести ее такой же стеной, как здесь. Ибо если бы я остался на прежнем месте, то непременно оказался бы погребенным заживо.

Настроившись таким образом, я решил перенести палатку на другое место, поскольку в данное время она стояла прямо под нависавшим над ней обрывом и при новом землетрясении непременно оказалась бы под осыпью. Два следующих дня, 19 и 20 апреля, я посвятил размышлениям о том, куда и каким образом перенести мое жилье.

Страх быть погребенным заживо настолько овладел мной, что не давал спокойно спать по ночам. А ночевать за пределами ограды я тоже боялся. Но, оглядываясь по сторонам и видя, в каком порядке у меня хозяйство, как надежно я защищен от внешнего мира, я весьма неохотно думал о перспективе переселения в другое место.

Потом мне пришло на ум, что переселение займет очень много времени. Поэтому я был вынужден примириться с необходимостью рисковать своей жизнью до тех пор, пока я не построю себе удобный лагерь и не укреплю его так, чтобы в нем можно было жить. Придя к такому заключению, я на время успокоился, но все же решил, что постараюсь как можно быстрее построить новую стену из частокола, канатов и так далее, но сделаю ее в форме окружности, и как только она будет готова и можно будет переселяться, перенесу туда свою палатку. А пока новое укрепление строится, останусь на прежнем месте. Это было 21 апреля.

22 апреля

На следующее утро я начал думать о том, как осуществить мое намерение. Мне очень не хватало орудий труда. У меня было три больших топора и множество маленьких (мы везли их, чтобы торговать с индейцами, но от частого употребления и от того, что приходилось рубить очень твердые и сучковатые деревья, они покрылись зазубринами и затупились. И хотя у меня было точило, я не мог одновременно и вращать его, и производить заточку. Я ломал голову над этой проблемой, словно государственный деятель над важнейшим политическим вопросом или судья, принимающий решение, казнить или помиловать. В итоге я приспособил к точилу колесо с бечевкой, чтобы можно было приводить его в движение ногой, оставляя свободными обе руки.