Мешок с костями - Стивен Кинг Страница 20

Когда грузчики запрыгивают в свой трейлер, вы спускаетесь вподвал и прохаживаетесь по нему (точно так я прохаживался в тот день по Дерри,поднимался на холмы и спускался в низины в своих старых галошах), прикасаетеськ коробу, чехлу. Это диван? А это комод? Не важно. Все на месте, грузчикиничего не забыли, ничего не потеряли, и хотя вам придется перетаскивать всенаверх (не надорвать бы спину), вы довольны. Потому что главное сделано: все,что вам нужно, уже находится в доме.

В тот момент я думал, надеялся, что трейлер привез всенеобходимое для тех сорока лет, которые мне предстояло прожить в стране, где непишут книг. Они подошли к двери в подвал, вежливо постучались, несколькомесяцев ждали, но, так и не получив ответа, высадили дверь. Однако оставили записку:

Дружище, надеемся, шум тебя не напугал. Насчет двери извини.

На дверь я плевать хотел, на обстановку — нет. Может, оничто-то разбили или потеряли? Едва ли. Я думал, что дел у меня — перенести вещинаверх, снять чехлы и короба и расставить по местам.

По пути домой я проходил мимо «Тени», очаровательногомаленького кинотеатра Дерри, где крутили старые фильмы. Кинотеатр процветал,несмотря на видеореволюцию, а может, именно благодаря ей. В этот месяц шелретроспективный показ классических научно-фантастических фильмов пятидесятыхгодов. Апрель посвящался Хэмфри Богарту [30], любимому киноактеру Джо. Я постоялу афиши, перечитал список предполагавшихся к показу фильмов. А дома раскрылсправочник, выбрал наугад туристическое агентство и сказал мужчине, снявшемутрубку на другом конце провода, что хочу поехать в Ки-Ларго. Вы имеете в видуКи-Уэст [31], переспросил мужчина. Нет, возразил ему я, я имею в виду Ки-Ларго,как в фильме [32], где снялись Боуги и Бейколл.

Сначала я хотел поехать на три недели, а потом передумал. Ябогат, я независим, я на пенсии. О каких трех неделях может идти речь? Шестьнедель, и точка. И попросил найти мне отдельный коттедж. Он предупредил, чтоэто дорого. Я ответил, что о деньгах он может не беспокоиться. Особенно менярадовало, что в Дерри я вернусь уже теплой весной.

А тем временем я мог распаковать кое-какую мебель.

* * *

Первый месяц я восторгался Ки-Ларго, последние две неделиедва не умер со скуки. Однако остался там, потому что и в скуке была свояпрелесть. Люди, обладающие высоким порогом терпимости к скуке, могут о многомпередумать. Я съел миллион креветок, выпил тысячу «маргарит» [33], прочиталдвадцать три детектива Джона Макдональда [34]. Сначала я обгорел, потом с меня слезлакожа, наконец, загорел. Купил себе кепку с длинным козырьком и надписью

ПОПУГАЯЧЬЯ ГОЛОВА

вышитой ярко-зеленой ниткой. Каждый день прогуливался поодной и той же полосе берега и вскоре уже знал всех отдыхающих по имени. И яраспаковывал «вещи». Многие мне не нравились, но у всех, это точно, было своеместо в доме.

Я думал о нашей совместной жизни с Джо, думал о том, каксказал ей, что никто не спутает «Быть вдвоем» с «Взгляни на дом свой, Ангел».Тогда она мне еще ответила:

«Надеюсь, ты не собираешься заниматься самокопанием, а,Нунэн?»

Пока я находился на Ки-Ларго, эти слова то и деловозвращались ко мне, произнесенные с интонациями Джо: не собираешься заниматьсясамокопанием, гребаным самокопанием, не хочешь сетовать на тяжелую судьбухудожника, которого никто не хочет понять?

Я вспоминал, как Джо подходила ко мне с полной корзинойбелых грибов и, торжествуя, восклицала: «В этот вечер у Нунэнов будет самыйроскошный ужин!» Я вспоминал, как она, по-особенному изогнувшись, красила ногтина ногах. Я вспоминал, как она швырнула в меня книгу, когда я высмеял ее новуюприческу. Я вспоминал, как она училась играть на банджо и как она выглядела безбюстгальтера в тонком свитере. Я вспоминал, как она говорила мне, что все этосамокопание, гребаное самокопание.

И я вспоминал сны, особенно последний, самый кошмарный извсех. Вспоминал без труда, потому что в отличие от обычных снов он накрепковпечатался в мою память. Последний сон о «Саре-Хохотушке» и самый первый,вызвавший поллюцию (в нем я подходил к обнаженной девушке, которая лежала вгамаке и ела сливу). Эти два сна никуда не девались, год за годом оставались сомной, остальные же или полностью, или по большей части забылись.

Конечно, в снах, связанных с «Сарой», я помнил мелкиеподробности: гагар, цикад, вечернюю звезду, желание, которое я загадывал, глядяна нее, что-то еще, но все это могло мне и почудиться. Фон, знаете ли. Их неследовало брать в расчет. Но оставались три серьезных, основополагающихмомента, три больших предмета обстановки, к??торые следовало аккуратнораспаковать.

В «Сариных» снах такими моментами были лес позади меня, дом— подо мной и я сам, Майкл Нунэн, застывший посередине. Я боялся идти к домувнизу, возможно, потому, что он слишком долго пустовал, но я ни на мгновение несомневался в том, что идти туда надо. Пугало меня что-то или нет, я знал, чтокоттедж у озера — мое единственное убежище. Но только я не мог идти туда.Потому что не мог сдвинуться с места. Мои ноги вросли в землю.

В последнем кошмаре я все-таки смог добраться до убежища, датолько убежище оказалось обманом. Более опасным, чем я мог себе представить,Моя мертвая жена выскочила из него с криком, завернутая в саван, и набросиласьна меня. Даже пять недель спустя, в трех тысячах миль от Дерри, меня начиналабить дрожь, когда я вспоминал, с какой стремительностью несется на меня этобелое нечто.

Но была ли это Джоанна? Я ведь этого не знал, правда? Явидел только белое одеяние. Гроб был похож на тот, в котором похоронилиДжоанну, но вдруг это совпадение?

Психологический барьер, лишающий способности ходить,лишающий способности писать.

«Я не могу писать», — сказал я голосу во сне. Голос ответил,что могу. Голос заявил, что психологического барьера больше нет, идоказательство тому — вернувшаяся ко мне способность ходить. И я пошел попроселку, пошел к коттеджу. Конечно, мне было страшно. Меня охватил ужас еще дотого, как из двери выскочило бесформенное белое нечто. Я сказал, что боюсьмиссис Дэнверс, но лишь потому, что у меня в голове, разумеется, во сне, «Сара-Хохотушка»и Мэндерли перемешались. Я боялся…