Несущий смерть - Стивен Кинг Страница 2

15 сентября Кевину исполнилось пятнадцать лет, и он получилименно тот подарок, о котором мечтал: «Солнце».

Речь идет о Кевине Дэлевене, а «Солнце» — это «Солнце-660»,полароидная камера: для начинающего фотографа она сделает все что угодно, разветолько не нарежет сандвичи с копченой колбасой.

Разумеется, были и другие подарки: Мег, его сестра, подариланоски, которые связала сама, бабушка из Де-Мойна — десять долларов, а тетяХильда прислала, как присылала всегда, узенький галстук-шнурок с уродливымзажимом. Первый такой галстук она прислала на трехлетие Кевина; таким образом,в ящике его бюро уже лежали (и ни разу не доставались) двенадцать галстуков суродливыми зажимами. Теперь к ним прибавился тринадцатый. Хотя мальчик никогдане надел бы ни один, выбросить галстуки ему не разрешали.

Тетя Хильда жила в Портленде. Она не приезжала на деньрождения ни к Кевину, ни к Мег, но могла приехать. Действительно могла, ведь отПортленда до Касл-Рока всего пятьдесят миль. А если б она приехала… и попросилаКевина показать один из подаренных ею галстуков (или Мег — один из шейныхплатков)? С другими родственниками удалось бы и отвертеться. Но с тетей Хильдойтакой номер не проходил. От других родственников ее отличало по крайней мередва качества: она была Старая и Богатая.

И мать Кевина не сомневалась: когда-нибудь тетя ХильдаЧТО-ТО СДЕЛАЕТ для Кевина и Мег. Под ЧТО-ТО подразумевался пункт завещания,который станет известен после того, как старуха отдаст концы. И родители наивнополагали, что от детей не убудет, если они поберегут ужасные галстуки-шнурки ине менее ужасные шейные платки. Поэтому тринадцатому галстуку (сзажимом-дятлом) предстояло лечь рядом с остальными двенадцатью, а на следующийдень Кевин собирался написать тете Хильде письмо и поблагодарить ее. Не потому,что на этом настояла бы его мать. И не потому, что он думал или надеялся найтиупоминание о себе в завещании тети Хильды. Просто он был хорошо воспитанныммальчиком, без дурных привычек.

Кевин поблагодарил всех за подарки. Мать и отец неограничились одной камерой, но «Полароид», конечно, был главным подарком, и ониочень обрадовались, увидев, что сын действительно счастлив. Кевин не забылпоцеловать Мег и сказать, что будет надевать носки на все лыжные соревнования,но взгляд его то и дело возвращался к коробке с камерой и дополнительнымкассетам, которые к ней прилагались.

Мальчик высидел за столом, пока ели мороженое и торт, накотором он задул все свечи, хотя ему не терпелось опробовать камеру. Что Кевини сделал, почувствовав: пора.

Вот тут и начались неприятности. Он внимательно, насколькопозволяло его нетерпение, прочитал буклет-инструкцию, затем зарядил камеру поднастороженными взглядами всей семьи — по какой-то причине подарки очень частоломаются. Все шумно выдохнули, даже ахнули, когда камера выплюнула картонныйквадрат, который прикрывал кассету сверху, как и указывалось в инструкции.

У камеры были две маленькие лампочки, одна красная и одназеленая, разделенные серебристым зигзагом молнии. Кевин зарядил камеру, изажглась красная лампочка, на пару секунд. Вся семья с волнением наблюдала,когда же наконец красная лампочка погаснет и замигает зеленая.

— Готово, — объявил Кевин. — Почему бы вам не встать рядом?

— Я не люблю фотографироваться! — заверещала Мег; наиграннозакрывая лицо руками, как удается только девочкам-подросткам да очень плохимактрисам.

— Перестань, Мег — одернул ее мистер Дэлевен.

— Не порть нам праздник, Мег, — поддержала мужа миссисДэлевен.

Мег опустила руки (упиралась-то она больше для вида), и всетрое встали у стола, почетное место на котором занимал недоеденный торт.

Кевин посмотрел в видоискатель.

— Придвинься к Мег, мама. — Он помахал левой рукой. — И ты,папа. — Он помахал правой.

— Вы меня забавите! — пожаловалась Мег Кевин положил палецна кнопку, при нажатии на которую срабатывала камера, потом вспомнил фразу изинструкции, предупреждающую о том, что, дернувшись, можно легко отрезать головытем, кто находится в кадре. «Отрезать головы, — подумал Кевин. — Забавно,однако». Но его губы не растянулись в улыбке. Напротив, по какой-то непонятнойпричине он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Пробежал и исчез. Кевинчуть поднял камеру. Вот так. Все в кадре. Отлично.

— Приготовились! Улыбнулись и сказали:

«Интеркос!» [2].

— Кевин! — возмущенно воскликнула мать.

Отец расхохотался, и Мег тоже.

Кевин нажал на кнопку.

Вспышка, питание на которую поступало от батарейки, залилакомнату ослепительно белым светом.

«Теперь камера моя», — подумал Кевин. Казалось, этомгновение должно было вызвать счастье и радость. Но вместо этого именинникснова почувствовал пробежавший по спине холодок.

Камера то ли пискнула, то ли зажужжала, короче, издалахарактерный звук, которым сопровождается появление из ее чрева очередногоснимка.

— Дай посмотреть! — закричала Мег.

— Не торопись, милая, — остановил дочку мистер Дэлевен. —Изображение проявляется не сразу.