Генерал-марш - Андрей Валентинов Страница 17

Голос-барабан загустел. Его бывшее высокородие статский советник Вильгельм Карлович Рингель традиции чтил свято, за что и был дважды ставлен к стенке. В последний раз – в 1919-м, когда «заячьи шапки» партизанского генерала Щетинкина, прорвавшись по инскому тракту в Сайхот, разнесли в кровавую капель отряд колчаковского есаула Бологова. Вильгельм Карлович, оружия в руки отроду не бравший, умудрился попасть в плен со всеми вытекающими последствиями. «Заячьи шапки», будучи злы, как черти, после неудачных боев на севере, не собирались церемониться с врагами, что в военной форме, что в вицмундире. Советник верховного комиссар Сайхотского края так и просился для показательного расстрела: очки золотые, голова бритая, усы тараканьи, вид надменный. Да еще в придачу «помянутый» вицмундир с орденами и прочими старорежимными висюльками.

От стенки Вильгельма Карловича отдирал лично Кречетов, сумевший объяснить суровым «шапкам», что и статские советники полезны для пролетарской диктатуры бывают. Особенно в тех случаях, когда на тысячу верст вокруг нет ни пролетариата, ни диктатуры, зато полно гаминов-китайцев, монголов, недобитых колчаковцев и просто разбойного люда. Русских же, считая с остзейским немцем Рингелем, кучка невеликая. А Россия далеко, за Усинским перевалом, за таежным морем.

– …Однако самостоятельность сейма и чулган-дарги должна быть ограничена. Оная ограниченность проистекает из самой природы протектората. Избрание чулган-дарги обязано сопровождаться утверждением результатов выборов в соответствующем ведомстве Российского государства. Прежде это было Министерство внутренних дел в Санкт-Петербурге, а с 1919 года – в Омске, теперь же, насколько я понимаю, сие стало компетенцией Народного комиссариата внутренних дел.

– Гражданин Рингель, – как можно мягче перебил разошедшегося советника Кречетов. – Мы же новое государство строим, можно сказать, народное, страну трудящихся сайхотов и примкнувших к ним товарищей-русских. А вы нам колчаковский проект предлагаете…

– Милостивый государь!..

Тараканьи усы дрогнули, грозным огнем сверкнули спрятанные за толстыми стеклами светлые тевтонские глаза.

– Я был направлен в Сайхот двадцать лет назад для защиты интересов России, чем в меру своих скромных сил и занимаюсь до сегодняшнего дня. Нашей с вами Родины, господин Кречетов, пусть она сейчас стала именоваться какой-то, прости господи, «Эсэсэсэрью»! А интерес России состоит в том, чтобы крепкой ногой стать в здешнем крае, отнюдь не допуская сюда ни китайцев, ни монголов, ни японцев. Сие возможно только при наличии доброго согласия с вождями инородцев, чьи интересы мы просто обязаны учитывать. Впрочем, если ваша «Эсэсэсэрь» пришлет сюда казачью дивизию с горной артиллерией, я согласен выслушать ваши доводы.

Иван Кузьмич вновь подошел к окну, поглядел на недоступные горы, представил, как здорово сейчас пройтись по тайге, хотя бы рядом с его Атамановкой… Дивизию сюда не пришлют – и полк не пришлют. Стоял в Сайхоте конный отряд Кости Рокоссовского в неполных двести сабель, так и тот отозвали. Воюй, как можешь, георгиевский кавалер Кречетов! Хочешь, сопливых мальчишек в бой веди, хочешь, сайхотам, отроду в армии не служившим, раздавай трофейные «арисаки». Мало «арисак», три сотни всего? А это уже ваши трудности, товарищ командующий, вы же сами предложили независимую республику утвердить…

Товарищ Кречетов коснулся лбом оконной рамы, прикрыл веки, чтобы горы не смущали.

Эх!..

Что вы головы повесили, соколики?

Что-то ход теперь ваш стал уж не быстрехонек?

Аль почуяли вы сразу мое горюшко?

Аль хотите разделить со мною долюшку? —

не пропел – продышал, еле губами шевельнув. Но гражданин Рингель почуял.

– Я бы тоже мог что-нибудь исполнить, – донеслось из-за спины. – Хотя бы арию Каварадосси, которую сей герой перед расстрелом петь изволит. Господин Кречетов, положение очень серьезное. Вы все по тайге за хунгузами гоняетесь, ровно шериф из Северо-Американских Штатов за ирокезами. Дело, конечно, увлекательное…

Иван Кузьмич неспешно обернулся, поймав острый блеск стеклышек-очков. Хунгузов в этих местах отродясь не было. Гражданин Рингель, начинавший свою служебную карьеру в Харбине, изволил вспомнить молодость.

– А между тем руководство вашей «Эсэсэсэрьи» явно склоняется к передаче Сайхота правительству Внешней Монголии, потому как при власти там, видите ли, стоят боль-ше-ви-ки. Монголы-большевики, помилуй Бог! Посему, если мы в ближайшее время не примем Основной Закон, равно как принципы взаимоотношений с метрополией, не утвердим их согласно всем инструкциям и правилам в Столице, Россия рискует потерять эту землю. Может, это и в интересах Мировой революции, но отнюдь не в моих. И мне отчего-то кажется, что не в ваших тоже!..

* * *

Сайхот хотел отдать монголам товарищ Шумяцкий, вождь большевиков Сибири. У него был свой интерес – поближе сойтись с новым руководством Урги, которое регулярно клялось в своей горячей любви к «улан-орос», требуя за это не только золото и оружие, но и соседние территории. Дело не ограничивалось словами, монгольские конные сотни то и дело нарушали границу на юге и западе. Монголы – невеликие бойцы, но несколько тысяч приличного войска у них найдется. Для Сайхота, уже много веков не имевшего своей армии, более чем хватит.

Шумяцкий настаивал, убеждая Столицу, что укрепление братской Монголии наверняка послужит делу подъема революции в странах Азии. Примеры уже были. Турецкий диктатор Кемаль, топивший своих коммунистов в кожаных мешках, тем не менее получил в подарок Карс, как залог верности общему делу борьбы с мировым империализмом. Но про Карс, отвоеванный когда-то русской кровью, хотя бы написано в учебниках. А много ли знают о Сайхоте? Не на каждой даже карте сыщешь, не в каждом гимназическом пособии найдешь.

Родители Ивана Кузьмича в гимназиях не учились, не по чину было. Обычные воронежские землепашцы, позавчера – помещичьи, вчера – временнообязанные, а ныне хоть вольные, но малоземельные, курицу некуда выгнать. И надеяться не на что. Был к ним, простым крестьянам, добр Царь-Освободитель, только убили его помещики, поляки да скубенты за то, что свободу людям дал. Велик мир Божий, но податься некуда, разве что в антихристову страну Америку, где улицы золотом мостят, или в православное Беловодье в земле восточной, дальней.

Про Беловодье говорили разное. В книжках, что господами в городах напечатаны, сказывалось, что такой земли нет и не было никогда. Но книги правильные, потаенные иное гласили. Есть Беловодье! На полдень от земли Сибирский, на север от земли Монгольской, в котловине между горами, что вечным снегом покрыты. Ведет в эту страну одна лишь дорога, такая узкая, что и коня не повернуть. А зовется та дорога Усинский тракт…

На Усинском тракте Иван Кузьмич и родился, то ли еще в России, то ли уже в Беловодье, на землях, управляемых китайским губернатором-дуцзюнем. Кречетовы были не первые и даже не тысячные на этом долгом пути. Сайхот русские начали заселять еще при Петре Великом, сперва раскольники-староверы, после – крестьянская голытьба. Земли было много, и китайские власти не слишком возражали. Потом в Сайхот начали заглядывать сибирские купцы и промышленники, а следом за ними и деловые люди из русских губерний. Неподалеку от древнего дацана Хим-Белдыр, где обитал Пандито-Хамбо-Лама, духовный глава местных буддистов, начал расти русский город Беловодск.