Любовь колдуна - Галия Злачевская Страница 16

– Господа хорошие! Знаете ли, как зовут этого гуся? Нет? Зовут его Сократом. Я уже много лет называю так своих самых умных птиц в память об одном гусе, который был у меня когда-то в пору моей молодости. Это было изумительное существо. Истинный друг! Когда было тяжело, Сократ подходил ко мне и, склонив голову, участливо смотрел на меня. Он понимал мое настроение, разделял мои радость и страдание. Но однажды под Рождество случилась беда. Хозяин цирка не заплатил за выступление. Кормить моих питомцев было нечем. Я бросился по знакомым занимать деньги. А вернувшись, застал в цирке пирушку. Артисты ели жареного гуся. Это был Сократ.

Зал громко ахнул.

– Я никогда не ем гусятину ни на Рождество, ни в другие дни, – продолжал Дуров. – Никогда! Лучше голодать буду! Но я не хочу, чтобы мои звери голодали, а потому, достопочтенная публика, киньте, кому не жалко, хоть копейку на дополнительное питание для моих питомцев, которые так славно вас повеселили!

С этими словами Дуров пустил со сцены Сократа, навесив ему на шею маленькую корзиночку. С такими же корзиночками бросились в зал две собаки. Монеты сыпались туда дождем!

– Ну и хитрец! – воскликнул восхищенно Алексей Васильевич, опуская в корзиночку гуся пятиалтынный. – А вы, барышня, лучше идите поскорей домой со своей собачкой, – посоветовал он Марианне. – А то как бы вас не задержали да не устроили скандал!

Марианна вскочила, прижимая к себе Белоснежку, начала торопливо протискиваться к выходу, однако было поздно: Дуров уже соскочил со сцены:

– Погодите, прекрасная дама. Вы что же, собрались украсть мое животное?

– Как это ваше? – возмутилась Марианна. – Это моя собака.

– Я подобрал ее на улице, – спокойно сказал Дуров. – Она была совершенно ничья.

– Да она нечаянно убежала, когда к нам гости пришли! – воскликнула Марианна. – А мы не сразу ее хватились. Потом бросились искать, но где там… И вдруг наш сосед говорит, что видел Белоснежку на представлении! Да вы же сами понимаете, что она моя! Она меня узнала, она бросилась ко мне на руки!

– Ну, положим, это ничего не значит, – пожал плечами Дуров. – Но раз вы так говорите, я готов поверить и вернуть вам эту хорошенькую игрушку…

Люди, которые столпились вокруг (почти все остались в зале, любопытствуя узнать, чем кончится эта история), зааплодировали, однако Дуров вскинул руку – и все стихло:

– Но не даром! Я ее кормил и дрессировал в течение двух недель. Раньше это была просто миленькая собачонка, а теперь – актриса! Прима! Вы должны мне возместить затраты. Кроме того, вы сорвали мой лучший номер… Это тоже требует возмещения.

Марианна растерянно моргнула, но через минуту снова обрела свой уверенный и даже высокомерный вид:

– Да, хорошо. И сколько же вы хотите?

– Не так много. Двести рублей.

Зрители хором ахнули.

Двести рублей?!

Правильно Дуров про себя говорил, дескать, он жадный…

Нет, ну кем же это надо быть, чтобы такую сумму выложить?! Даже штабс-капитан армии получал девяносто рублей жалованья в месяц. Начальник почтово-телеграфного округа – 290. Самые богатые чиновники – депутаты Государственной думы! – получали в месяц 350 рублей. Но небось даже депутат не станет тратить на собачку больше половины жалованья!

– Да вы что, сударь?.. – пробормотала Марианна. – Да мыслимо ли такое?

– Немыслимо так немыслимо, – покладисто сказал Дуров. – Не желаете платить – собачка останется у меня. И имейте в виду, сударыня, что в саду городовой дежурит, поэтому советую удалиться без скандала!

– Да что же это такое?! – воскликнула Лиза плачущим голосом, моляще оглядываясь, словно надеялась: вдруг кто-нибудь да придет ей на помощь. Ее глаза, полные слез, встретились с глазами Грозы, и он внезапно шагнул вперед.

А Дуров был вполне убежден в своей победе. Он уже властно протянул руку к Белоснежке, как вдруг раздался мальчишеский голос:

– Дяденька…

Дуров повернулся.

На него смотрел какой-то парнишка в синей косоворотке.

– Чего тебе? – небрежно глянул на него Дуров.

И замер.

Почему-то он не смог отвести взгляд от серых глаз мальчишки. Зрачки его расширились, глаза залило чернотой. У Дурова мелькнула мысль… этот взгляд ему что-то напоминал, это было как-то связано с его работой… В то же мгновение все мысли исчезли, кроме одной: «Отдай собаку Марианне. Отдай собаку! Отдай! А то… А то я брошу тебе огонь в лицо! Чуешь? Еще хуже будет!»

Дуров зажмурился, резко помотал головой, потом робко приоткрыл глаза. Их жгло, и лицо горело.

– Что с вами? – испуганно спросил кто-то.

– Марианна, кто из вас Марианна? – пробормотал Дуров.

– Я, – отозвалась очаровательная хозяйка собачки.

– Берите свою Беляночку или как ее там, – с трудом выговорил Дуров.

– Белоснежку! – растерянно подсказала Марианна.

– Да какая разница! – буркнул Дуров, отворачиваясь и прикрывая ладонью слезящиеся глаза.

Он побрел к сцене, но вдруг услышал, как сзади тревожно загомонили люди.

Дуров медленно обернулся. Сероглазый мальчишка бессильно повис на руках немолодого человека, который испуганно бормотал:

– Гроза, ты что? Гроза?!

У Дурова сильно закружилась голова, его шатнуло, он почти упал, навалившись на железную бочку с песком, стоявшую неподалеку от сцены. Директор «Эрмитажа» настоял на том, чтобы эстрада была обставлена большими бочками с песком и с водой: бывало, что от фокусов с огнем вспыхивали то занавес, то костюмы артистов, а иной раз даже перья на шляпках дам из первого ряда.

Дуров с трудом подавил желание зарыться в этот песок горящим от боли лицом.

Спустя несколько мгновений в голове чуть прояснилось, и Дуров вдруг понял, что этот сероглазый мальчишка сделал с ним то же самое, что он сам делал со своими животными: внушил ему свою волю. Но если Дуров заставлял животных только слушаться его и делать все, что он прикажет, то мальчишка внушил ему страх! Нет, ужас, настоящий ужас!

С Дуровым однажды было такое… Один раз ему это тоже удалось… Он сам был еще мальчиком, когда на него бросился огромный пес. Стало невыносимо страшно, но он мгновенно собрал свой страх в комок и словно бы перебросил его собаке. Во всяком случае, так ему показалось. Но это произошло только один раз – потом ему всякий раз приходилось собираться с силами, очень напрягаться, чтобы внушить животным свое приказание. А с людьми у него почти ничего не получалось. Один раз заставил приятеля почесать за ухом. Но совсем даже не был уверен, что у этого приятеля и в самом деле там не зачесалось…

А этот мальчишка! Он холодно и спокойно заставил Дурова не только изменить свое намерение, да еще и напугал его! Как бы играючи!