Призраки рядом с тобой - Елена Артамонова Страница 16

— Люди стали замечать: отворит ворота Глаша Ерохина и машет рукой, прощается. А дорога от ее избы идет прямиком на кладбище. Это муж ее по проулку на погост уходит, а другие его и не видят.

— Бабушка, что было дальше?

— Так он ее и замучил. Умерла горемычная вскоре после этого.

Зизи заерзала на лавке:

— Бабуленька, расскажи еще, пожалуйста.

— Вот послушайте быль о сивой кобылице. В деревне Шайдуриха, еще когда бабушка моя была в девках, привез издалека Иван Силыч себе жену. С той поры чудные дела стали твориться в деревне. По ночам бегает по улице сивая кобылица с длинной гривой, а грива эта так и плещется на ветру, так и блещет в лунном свете. Кто кобылицу ту увидит — к ней стремится, а она копытом бьет, норовит покалечить или насмерть забить. Как-то мужик стеганул ее хлыстом по морде, так жена Ивана Силыча несколько дней из избы не выходила. А как вышла по воду — на лице увидели рубец багровый. Сказали мужу, но он ее любил без памяти и слушать ничего не захотел. Тогда мужики сговорились, сковали цепь, неводом изловили кобылицу и приковали к железному столбу. Поутру смотрят — прикована к столбу та красавица, уже мертвая, и густые волосы растрепались по ветру. Мужики стояли, понурив головы, жалко им стало красоты загубленной. Прибежал Иван Силыч, увидел мертвое тело, страшно закричал, проклял деревню и уехал вдаль, на родину погубленной жены.

— А почему она умерла, бабушка? — послышался голос незнакомой девчонки.

— Не знаю, Настенька. Наверное, заблудилась ее душа, не смогла отыскать к телу дорогу.

— Бабуль, расскажи про лешаков.

— Поздно, Зинаида. Пора ко сну отходить.

Старушку уговаривали все, б том числе и я. Она отнекивалась, но просьбам Настеньки все же уступила. Правда, историю предварила не слишком приятным вступлением:

— Ты, Виктория, и ты, Зинаида, весь день от работы отлынивали, ты, Юрий, правду утаил, одна Настенька трудилась. Корову доила, белье полоскала, в избе порядок навела — только ее просьбу и уважу. Но учтите, эта сказка на сегодня будет последней.

Я заметила, как Логинова поджала губы, — у нее это означало крайнюю степень раздражения. Она не выносила, когда хвалят кого-то, кроме нее, тем более — ставят в примет. А женщина, которую все называли бабушкой, рассказывала:

— Умерла мать и оставила грудного ребенка. А ее сестра, она мне дальней родней приходилась, день и ночь сидит у зыбки, качает, вся измучилась. Сколько ни старается, плачет ребенок, на минутку успокоиться не может. Вот она и вскричала: "Не могу больше! Когда это кончится!" И вдруг слышит голос своей сестры: "Потерпи, Василиса, немного, я ребенка на днях заберу. А пока накормлю, успокою". Ребенок зачмокал губками, будто грудь сосет, и заснул. Через несколько дней он умер.

— И все? — недовольно воскликнула Зизи. — Я же хотела про лешаков.

Молодежь ушла спать на сеновал. Для меня ночь продлилась не больше мгновения, а с рассветом наша компания отправилась по грибы. Туман не успел рассеяться, мы ежились от утренней свежести, но были веселы и резвы, как трехмесячные щенята. Мы бродили, отыскивая притаившиеся под прошлогодней листвой упругие влажные грибы. Идиллию нарушил протяжный крик:

— Помогите! На помощь! Тону!

Я устремилась на зов и едва не попала в ловушку. Невинная цветущая полянка оказалась топью, и если бы не преградившая мне путь Логинова, я бы сделала роковой шаг. А Настенька уже по пояс погрузилась в темную зловонную жижу. Надо было отыскать подходящую палку или стволик… Пальцы Логиновой цепко вонзились б мою руку:

— Постой, Барышева, не торопись. Может быть, это судьба. Мы здесь по чистой случайности. Отклонились бы немного в сторону, и свидетелем была бы только кукушка на осине.

— Ты хочешь ее бросить? Это подло! Хотя бы не мешай мне!

— Виктория, пойми, она — лучшая, любимая, бабушка только для нее рассказывает сказки. Я должна занять это место — я его достойна!

Пока мы спорили, Настенька успела ухватиться за хилый кустик и потихонечку выползала на берег. Внезапно из ельника выпрыгнул Юрка — он бежал к трясине что было сил, и, честно говоря, я почти успокоилась за судьбу Настеньки. Как я ошибалась! Мы учились с Юркой Петренко со второго класса, он был весельчаком, правда, порой заискивал перед учителями, и за это его многие не любили, но чтобы вот так… Вырвавшись из цепких рук Зизи, я подбежала к трясине, но Юрка уже перепилил перочинным ножичком последний корешок куста, и вскоре крики Настеньки сменило глухое бульканье. Цветущая полянка заходила ходуном и успокоилось — все было кончено. К нам подошла Логинова:

— Откуда такая резвость, Петренко? Первой все равно буду я.

— Да. Но ты останешься у меня в долгу.

— Мило… — Зизи пожала плечами, повесила на локоть пустую корзинку и зашагала прочь.

Я не знала, что и думать. То ли с самого начала произошла ошибка в выборе друзей, то ли их так изменило это чертово место. Впрочем, я и сама оказалась хороша — в принципе ничто не мешало мне помочь Настеньке, почему же я промедлила? Не знаю, существовала ли Настенька на самом деле или была одним из призраков этого ада, но картина ее гибели, наверное, останется в моей памяти навсегда…

Вечером мы вновь собрались слушать бабушкины сказки. Голос ее слегка охрип, наверное, от слез, и это, да еще пустующее место на лавке, напоминало об утренней трагедии.

— В сутках есть роковой час, может быть, одна минутка, когда нельзя поминать вслух нечистую силу… послали как-то девку в сени за сметаной, а она там задержалась. Ее ждали-ждали, ждали-ждали, а отец возьми и скажи: "Что ее, лешак, что ли, унес?" Вышли в сени — девки нет, и всю ночь не было. Поутру вышли из избы, глядят, а за околицей на снегу огромные, двухсаженные следы. Вывели они на опушку леса. Там девка в расщелину между двумя сросшимися березами засунута, уже мертвая, как была — в платье, простоволосая.

Непогода разбушевалась всерьез, протяжно скрипели старые сосны, ветер и дождь барабанили по крыше. Мне почудилось, будто кто-то стучится в окно. Я прислушалась — стук не повторялся. Но вот налетел новый порыв ветра, и тихий отчетливый звук услышали все.

— Бабушка, что это? — прошептал Юрка.

Но объяснения не потребовалось — дверь отворилась, и мы увидели стоящую на пороге Настеньку. Страшная, с ног до головы облепленная болотной грязью, с запутавшейся в волосах осокой, она обшаривала избу взглядом мертвых глаз.

— Иди со мной! — Хриплый, нечеловеческий голос леденил в жилах кровь. Старушка поднялась из-за прялки, шагнула навстречу незваной гостье.

— Бабушка, не уходи…

— Знать, пришел мой черед, Зинаида. Коли зовут, надо идти, иначе покоя от них не будет. Я, внученька, стара, свой век отжила, а у вас — все впереди. Прощайте, деточки…

Зизи рассмеялась фальшивым, громким смехом, вскинув голову, пошла навстречу утопленнице: