Варни вампир - 3, или Утро кровавого пира - Джеймс Раймер Страница 16

Тот, кто выиграл, ушел, но мы следовали за ним по пятам. Когда он вышел на улицу, несмотря на то, что горячительных напитков он принял гораздо меньше чем мы (их предоставляют бесплатно тем, кто часто посещает это грязное место), было видно, что он несколько пьян. Его шаги были спутанными и шаткими. Мы следовали за ним и поняли, что он не знает точно, куда идет.

Мы не представляли себе четко, зачем преследуем этого человека. Это было какое-то импульсивное действие. Когда он вышел на окраину города, где были зеленые изгороди, мы стали шептаться и решили, что то, чего не смогли сделать благодаря удаче, сделаем сейчас благодаря собственной силе и смелости. Я не буду колебаться рассказывать вам то, что является самым важным эпизодом моего рассказа. Мы решили ограбить его.

– Только и всего?

– Мы решились только на это. Мы совершенно не хотели проливать кровь. Но при этом мы решили, что добьемся цели, даже если придется убить его. Вы услышали достаточно много?

– Я не услышал достаточно много, хотя могу угадать остальную часть рассказа.

– Вы прекрасно можете ее угадать, зная предисловие. Он повернул на одинокую тропинку, которая нам очень подходила. О лучшем месте для нападения нельзя было и мечтать.

Там с обеих сторон были высокие деревья, а между ними шло зеленое ограждение. Мы знали, что эта тропинка ведет к пригородной деревне, в которую он, несомненно, и направлялся.

Мармадюк Баннерворт сказал: «Это дело нужно сделать сейчас, иначе мы его не совершим никогда. С ним может справиться и один человек. Кто это будет: я или ты?»

«Мне все равно, – ответил я, – но если покажемся мы оба, то вероятность того, что он не будет сопротивляться будет выше».

Он согласился, и мы поспешили вперед. Он услышал шаги преследующих его и ускорил шаг. Я бегал очень хорошо, поэтому обогнал его. Затем я повернулся и встал перед ним, перекрыв ему путь.

Тропинка была узкой, обернувшись назад, он увидел Мармадюка Баннерворта. Он был окружен двумя врагами. Влево и вправо двинуться он не мог, там был кустарник, росший среди деревьев.

С поразительной смелостью, которая привела его к неприятностям, он потребовал у нас объяснить, что нам нужно. Затем заявил, что хочет пройти, и чтобы мы дали ему дорогу.

Диалог был коротким. Я, будучи ближе к нему, сказал:

«Ваши деньги, ваш выигрыш за игровым столом. Мы не можем его потерять, и мы его не потеряем».

В ответ он моментально вытащил пистолет из кармана и, направив его в мою голову, выстрелил в меня. Возможно, если бы я двинулся, я бы погиб. Но пуля всего лишь поцарапала мою щеку, оставив шрам. Это и есть тот самый рубец, который виден до сих пор. Я был ошеломлен и думал, что я мертв. Я позвал Мармадюка Баннерворта, он подбежал вперед. Я не знал, что он был вооружен и имел возможность совершить то, что он совершил. Раздался стон, последовала короткая борьба, и удачливый игрок упал на зеленый газон, залитый его кровью.

– Значит, это и был отец той, кого я обожаю?

– Он самый. Вы шокированы родственной связью такой красоты и интеллекта с полуночным убийцей? Ваша философия столь жалка, что вы думаете, что прекрасная дочь должна страдать за преступление своего отца?

– Нет, нет, это совсем не так. Не подумайте, я ни на мгновение не думал о таких вещах. Я просто подумал, как мне придется рассказывать такому мягкому человеку о том, что совершил ее отец.

– Поступайте как знаете. Преступление было совершено. Было достаточно светло» и мы видели черты лица умирающего человека. Он смотрел на нас жутким и ужасным взглядом. Казалось, что его глаза, которые были обращены к небу, просиди Небеса отомстить за то, что было сделано. Много дней, во все времена года я вижу их, они преследуют меня всюду и радуются бедам, которые сваливаются на мою голову. Думаю, что вижу их и сейчас.

– В самом деле?

– Да, смотри, смотри, как они глядят на меня этим фиксированным и страшным взглядом, эти зрачки застреленного, вот они, вот, о! Спасите меня от этих визитов. Это слишком ужасно. Я не могу больше этого вынести. Почему ты все еще смотришь на меня, страшный гость? Ты знаешь, что не моя рука совершила то дeлo, заставив тебя лечь в могилу. Ты знаешь, что не мне ты должен мстить за твою смерть!

– Варни, вы смотрите в пустоту, – сказал Чарльз Голланд.

– Нет, нет. Это для тебя все это пустота, но для меня здесь присутствуют ужасные формы.

– Успокойтесь. Вы уже признались мне во многом. Прошу вас, не продолжайте свой рассказ. В моем мозгу уже нет места для страшных размышлений, которые мучают меня.

Несколько минут Варни молчал, затем он вытер с бровей капли пота, которые собрались там, и сделал глубокий вдох.

– Говорите со мной, – сказал Чарльз, – ничего не спасет вас от ужасных воспоминаний лучше признания во всем тому, кто не будет осуждать вас, потому что вам не в чем раскаиваться.

– Чарльз Голланд, – сказал Варни, – я зашел уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад; слишком далеко, я знаю, я прекрасно понимаю, в какой я опасности. Вы уже знаете так много, что вам нужно узнать и еще кое-что.

– Тогда продолжайте, Варни, я выслушаю вас.

– Не знаю, смогу ли я говорить в таком состоянии. Я чувствую, себя невыносимо от того, что мне придется сейчас рассказать, а вам все это будет невыносимо тяжело слушать…

– Я уверен, Варни, и это выдает ваша речь, что вы можете рассказать о чем-то еще, кроме факта убийства этого игрока Мармадюком Баннервортом.

– Вы правы, это так. Смерть этого человека не привела бы меня в такое состояние. С судьбой этого человека связан один секрет, который я боюсь рассказывать, секрет настолько ужасный, что его даже страшно прошептать ветру, хотя я не делал этого. Нет, нет, я не стрелял, нет, нет!

– Варни, меня поражает та боль, с которой вы провозглашаете свою невиновность. Никто вас не осуждает, и если бы я не был впечатлен убедительностью вашей речи, то ваши старания оправдать себя я бы воспринял с подозрением.

– Я могу понять вас, Чарльз Голланд. Я прекрасно понимаю вас. Я не обвиняю вас за это. Это абсолютно естественно. Но когда вы узнаете все, вы поймете, почему я стараюсь найти любые доводы, чтобы чувствовать себя невиновным.

– Возможно так. Пока я ничего не знаю, я не могу ничего сказать. Но что же было такого в характере этого игрока, что заставило вас так переживать о его смерти?

– Ничего, в его характере не было ничего. Он был плохим человеком. Он не был одним из тех свободных и открытых людей, которые совершают преступления по невнимательности, одним из тех, кого мы, вероятно, больше жалеем, чем осуждаем. Его поведение нельзя было оправдать ничем. Он был настолько грешным и злым, что общество только выиграло от его смерти. Ни один человек не мог сказать, что потерял друга.

– Но тем не менее обстоятельства, связанные с его смертью, почти довели вас до отчаяния.