Морок - Юлия Аксенова Страница 16

— Он у генерала на совещании.

— Вот и славно.

— Ты не заболела? У тебя глаза красные.

— Нет, просто тушь потекла… от снега; я ее смывала в туалете.

— Разве снег идет?

— Не смотри в окно: сейчас не идет.

— И не шел. Он весь над Европой вывалился. Нам на этот раз ничего не перепало. А ты опять плакала.

— Нет.

— Я же знаю!

— Совсем чуть-чуть. Не ругай меня! Вот я тебя увидела — и мне уже весело.

— Я тебе не клоун!

— Перестань, я сейчас умру от смеха!..

— Опять дети снились?

— Угадала, снились. Но я из-за таких снов не плачу. Это радость моя единственная — детей во сне видеть.

* * *

Такой снег! Такой дивный снег невозможно было пропустить! Виктор охотно покинул квартиру и отправился работать. Хотя у него оставались еще целых два дня каникул. Но снег!..

Мелкая бриллиантовая пыль, сверкающая в мягких лучах зимнего солнца, которой он любовался первого января, оказалась лишь предвестницей невероятного в этих краях снегопада. Густо, крупными хлопьями снег валил непрерывно двое суток. На третьи поутих, и Англия очнулась прочно укутанной в его толстую пелену. Стояли автомобили, еле ползли поезда, сверкали девственной белизной взлетно-посадочные полосы, снегоуборочная техника горела и ломалась…

Все эти события в мельчайших деталях и с точки зрения макрокосмических процессов освещали его коллеги. Бродили по телеэкранам коты, по брюхо утопающие в снежных полях и брезгливо отряхивающие лапки на порогах хозяйских домов; появлялись с частотой рекламных роликов метеорологи, предлагавшие зрителям припомнить страшный ноябрьский ураган и другие не менее грозные погодные явления недавнего времени и сделать выводы из этих воспоминаний; сельские жители упоенно демонстрировали всему свету, как под тяжестью мокрых снежных масс прогибаются крыши их птичников и навесы веранд. Было бы в высшей степени странно остаться в стороне от дружного хора телевизионных бытописателей снегопада.

Заснеженная улица пахла детством и праздником. Когда он был мальчишкой, отец каждый год в рождественские каникулы вывозил семью на какой-нибудь горнолыжный курорт. Начинали с Шотландии, потом стали пересекать пролив Ла-Манш, в конце концов, не осталось таких снежных склонов в Западной Европе, где они бы не побывали. Отец любил путешествовать; Виктор у него перенял эту непоседливую любовь, определившую выбор профессии и образ жизни на десятки лет.

Гарри попросил Виктора встать у перекрестка. Видны будут сразу две улицы: сугробы у тротуаров, бурое снежное месиво под ногами и на проезжей части, выбеленные балконы, козырьки, карнизы, крыши. При каждом порыве ветра на землю планируют нежные белые облака.

— Проснуться однажды утром — и обнаружить себя героем сказки… Как романтично, как чудесно! Но так ли уж хорошо жить в сказке? Теперь мы с вами сможем ответить — каждый по-своему — на этот вопрос. Недавно на наш остров пришла с запозданием всего на неделю настоящая рождественская сказка…

Виктор шагнул вперед. Нога неудержимо поехала вбок по раскатанному льду. Он непроизвольно взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, но все-таки полетел вниз.

Он здорово приложился боком и, кажется, рассадил руку, упав удачно — на левую, свободную от микрофона. В первый момент Виктор, подняв глаза, увидел бесстрастный объектив камеры, по-прежнему направленный на него, и расхохотался, потому что автоматически представил свой ледовый пируэт со стороны.

— Оказывается, это и вправду опасно, — озабоченно сообщил он объективу.

Виктор приподнялся, но остался сидеть на заснеженном тротуаре: он совсем не был уверен, что с ребрами все в порядке, — и продолжал опираться на руку, чтобы не было видно крови, наверняка бегущей из ссадины.

— Гораздо опаснее, чем можно было бы предположить, сидя дома и любуясь из окна необычной красотой этого дня. Я сделал всего один шаг и превратился из пешехода в… — теперь Виктор позволил себе поморщиться от боли и досады, — по крайней мере, надеюсь, что не в пациента травматолога!

Опять слегка поморщившись, он поменял положение: сел на корточки, провел ладонью по мостовой.

— Итак, прелестный снег коварен, он прячет под собой беспощадный лед.

Всем своим видом показывая, что уже готов легко, как пружина, распрямиться во весь рост, Виктор безмятежно улыбнулся в камеру своей знаменитой, теплой и в меру ироничной, улыбкой:

— Будьте осторожны!

И махнул Гарри рукой с микрофоном:

— Все, хватит!

Гарри опустил камеру и аккуратно, глядя под ноги, направился к нему, но Виктор уже поднялся сам и, засунув микрофон в карман, отряхивал пальто.

— Ребра целы? — спросил Гарри.

Виктор сделал пару глубоких вдохов.

— Вполне. Рука вот только…

Посмотрел. Кровь медленно заливала широкую ссадину на ладони. Виктор наклонился и, зачерпнув чистого снега, потер ранку, чтобы удалить грязь.

— Жалко! — посетовал Гарри. — Через два дня — к нашему эфиру — все растает, твои фортели будут неактуальны.

— Пригодится, — возразил Виктор, — такие впечатления долго не забудутся. И вспоминать станут с удовольствием, кроме сильно пострадавших, конечно. Мол, эка что мы пережили! А впрочем… Отдай сейчас в новости. Ты прав: дорога ложка к обеду.

Оба засмеялись: они любили эту русскую поговорку, так подходившую для горячих тем, даже теперь, когда в роли горячего обеда выступали снег и лед.

* * *

— Кто на этот раз? — спросила Лена. — Как обычно: мальчик и девочка?

— Да. Мальчику было лет пять, а девочке — годика три. Я с ними алфавит разучивала. Почему-то латиницу. И знаю во сне точно, что это — их первые буквы. Я вчера с Малышкой английским занималась — наверное, поэтому. Представляешь, у девчоночки каникулы, а она все равно учиться рвется, сама, нравится ей!

— Ты «Евроньюс» утром смотрела?

Лена старается меня отвлекать от разговоров о детях. То ли считает, что меня эти мысли расстраивают, то ли вообще опасается за мою психику: мол, как бы не развилась идея фикс. Она совсем не права. Совсем не права, но я не в силах переубедить ее.

— Нет. Опять проспала, — ответила я, испытывая стыд за свою леность и нерадивость, проступающие особенно заметно рядом с Ленкиным энтузиазмом.

— Зря! Они сегодня такие прикольные репортажи показывали.

— Ну, какие? — улыбнулась я.

Глядя на Лену, невозможно не улыбаться: из нее просто брызжут энергия и готовность радоваться жизни. У нее тоже все наперекосяк, но она не превращается в сопливую даму печального образа вроде меня.