Ваал - Роберт МакКаммон Страница 14

Ребенок медленно шел вдоль высокой сетчатой ограды. Здесь к детской площадке вплотную подступала разноцветная чаща. Он остановился, повернулся спиной к остальным детям, которые с визгом носились по пыльному двору, и устремил неподвижный взгляд туда, где лес прорезала скоростная трасса, идущая через Олбани в город. Мгновение спустя он обернулся, привалился к забору и стал смотреть, как ребята азартно гоняют футбольный мяч.

К нему подошли двое: коренастый крепыш с густой черной шевелюрой и торчащими зубами, и мальчик потоньше, рыжеватый блондин с глубоко посаженными голубыми глазами. Рыжеватый сказал:

— Эта очкастая — настоящая ведьма.

Ваал молчал. Его тонкие пальцы были продеты в металлические ячейки ограды.

— Здесь настоящая тюрьма, — отозвался он через секунду. — Они боятся нас. Разве вы этого не чувствуете? И из страха запирают нас в клетку. Но долго им нас не удержать.

— Да разве отсюда сбежишь? — спросил рыжеватый.

Черные глаза сверкнули:

— Вы уже сомневаетесь во мне?

— Нет. Нет, Ваал. Я тебе верю.

— Всему свое время, — тихо проговорил Ваал. — Я изберу друзей и уведу их с собой. Остальные погибнут.

— Возьми меня с собой, Ваал, — заныл коренастый. — Ну возьми…

Ваал ухмыльнулся, однако его черные глаза оставались безжизненными и непроницаемыми. Он протянул руку и, запустив пальцы в темные кудрявые волосы, притянул к себе голову мальчика. Поблескивающие черные глаза оказались всего в нескольких дюймах от лица крепыша.

— Надо любить меня, Томас, — прошептал Ваал. — Любить меня и делать все, что я скажу. Тогда я смогу спасти тебя.

Томас дрожал. Из приоткрытого рта капнула слюна, повисла серебристой нитью на подбородке. Он сморгнул слезы, грозившие хлынуть по щекам, и выдавил:

— Я люблю тебя, Ваал. Не бросай меня.

— Мало говорить, что ты любишь меня. Нужно доказать это, и ты докажешь.

— Докажу, — поспешно заверил Томас. — Докажу, вот увидишь!

Оба мальчика не двигались с места, словно загипнотизированные. Взгляд Ваала не давал им уйти.

Кто-то позвал: «Джеффри! Джеффри!»

Ваал моргнул. Ребята, пригибаясь, побежали через площадку.

Кто-то шел к нему: монахиня в трепещущей на ветру черной рясе, сестра Розамунда. Она подошла и, улыбаясь, сказала:

— Джеффри, сегодня ты освобожден от урока чтения. С тобой хочет поговорить отец Робсон.

Ваал кивнул. Он молча последовал за ней через двор, сквозь крикливую толпу детей, расступившихся перед ним, и дальше, в полутемные, затейливо переплетающиеся приютские коридоры. При этом он все время внимательно наблюдал, как обозначаются под просторной рясой ягодицы монахини.

Сестре Розамунде было, вероятно, чуть-чуть за тридцать. Овальное лицо с высоким лбом, очень чистые зеленовато-голубые глаза и золотистые с рыжинкой волосы. Она совсем не походила на прочих воспитательниц с землистыми лицами, в очках с толстыми стеклами; с точки зрения Ваала, она была доступной. Она единственная поощряла детей приходить к ней с личными проблемами и, широко раскрыв глаза, подбадривая и утешая взглядом, снова и снова выслушивала рассказы о пьянчугах отцах и матерях-потаскухах, о побоях и наркотиках. Интересно, думал Ваал, она хоть раз спала с мужиком?

Они поднимались по широкой лестнице. Сестра Розамунда оглянулась, желая убедиться, что мальчик идет за ней, и заметила, как его взгляд метнулся от ее бедер к лицу и снова вернулся к прежнему объекту наблюдения.

У нее пропало желание оглядываться. Она чувствовала, как мальчишка взглядом срывал с нее рясу и обшаривал полные бедра — так пальцы бегают по клавишам: тронуть здесь, здесь и здесь. Сестра Розамунда плотно сжала побелевшие губы; у нее затряслись руки. Взгляд ребенка добрался под рясой до ее нижнего белья и неумолимо скользнул к треугольнику между ног. Она резко обернулась, не в силах дольше сохранять спокойствие:

— Прекрати!

— Прекратить что? — спросил мальчик.

Сестра Розамунда остановилась, дрожа и беззвучно шевеля губами. Она недолго проработала в приюте и тем не менее понимала ребят — и их безобидные шалости, и мерзкий уличный жаргон. Все это было ей понятно. Но этот ребенок… его она не могла понять. В нем было нечто неуловимое, что и привлекало ее, и отталкивало. Сейчас, под его холодным оценивающим взглядом, к ее горлу подкатил ледяной комок страха.

Они остановились перед закрытой дверью библиотеки. Вздрогнув при звуке собственного напряженного голоса, сестра Розамунда сказала:

— Отец Робсон хочет поговорить с тобой.

На пороге он обернулся и неприметно улыбнулся ей, как кот, подкрадывающийся к запертой в клетке канарейке. Сестра Розамунда обмерла и выпустила дверь. Та захлопнулась.

В библиотеке пахло старой бумагой и книжными переплетами. Она еще не открылась для посетителей, и на полках царил порядок, все лежало на местах. Стулья были аккуратно расставлены вокруг круглых столиков. Взгляд Ваала обежал комнату и уперся в спину мужчине, который стоял в углу, легонько поглаживая пальцем книжные корешки.

Отец Робсон слышал, как закрылась дверь, и краешком глаза наблюдал за мальчиком. Теперь он медленно повернулся к нему от книжных полок.

— Здравствуй, Джеффри. Как дела?

Мальчик не двигался с места. Где-то в дальнем углу библиотеки тикали часы, качался маятник — туда-сюда, туда-сюда.

— Ну, садись, Джеффри. Мне бы хотелось поговорить с тобой…

Ребенок не шелохнулся. Отец Робсон усомнился, слышал ли его мальчик вообще.

— Я не кусаюсь, — сказал отец Робсон. — Иди сюда.

— Зачем?

— Не люблю, когда собеседник далеко. Иначе я попросил бы позвать тебя к телефону в вестибюле.

— И надо было — сэкономили бы время.

Отец Робсон хмыкнул. Крепкий орешек. Кое-как изобразив улыбку, он сказал:

— По-моему, ты любишь книги. Мне казалось, здесь тебе будет уютно.

— Будет, — ответил мальчик, — если вы уйдете.

— Тебе совсем не интересно, почему я захотел поговорить с тобой?

— Нет.

— Почему же?

Ребенок молчал. Приглядываясь к мальчику в полумраке библиотеки, отец Робсон вдруг уверился, что в глазах ребенка на миг вспыхнул красный огонь. Это было так неожиданно, что у него закружилась голова.

— Я это уже знаю, — после минутной паузы ответил Ваал. Он подошел к полкам и стал разглядывать рисунки на суперобложках. — Вас послали сюда поговорить со мной, потому что я, как вы выражаетесь, «неисправимый». Сестра Мириам видит во мне «преступные наклонности». Отец Кэри называет меня «смутьяном». Разве не так?