Кошки говорят "мяу" - Феликс Сарнов Страница 14

Мой ковбой поначалу относился к моей выпивке вполне равнодушно — я выполняла все свои обязанности жены ничуть не хуже (а коечные — даже лучше), а остальное его мало трогало. Потом, когда я стала иногда забывать о светских мероприятиях, и среди наших знакомых и друзей

(его знакомых и его друзей — своих у меня не было… Мои остались в прошлой жизни, не вписавшись в среду новых русских…)

замелькали косые взгляды и пополз участливо-насмешливый шепоток, его это стало трогать, и сделав мне пару строгих внушений, не возымевших никакого эффекта, он начал осторожно заговаривать о медицинских консультациях — так он это назвал, — но…

Никаких медицинских «консультаций» не понадобилось. Мое усиливающееся и неизвестно чем бы закончившееся пристрастие к бутылке неожиданно выдохлось. Вернее, просто сдохло — с появлением у мужа нового и главного делового партнера и с моим… Ну, так скажем, коротким, но довольно тесным знакомством с этим невысоким, плотным мужиком с короткой стрижкой «ежиком». Седым «ежиком» — он был старше мужа. И он был… Круче.

Дурацкое слово, кажется, возникшее у нас в начале эры видюшников путем перевода американского tough guy. Крутой парень. Дурацкое слово, но… Ёмкое. Более точный перевод — трудный парень, как правило, связанный с уголовным миром, но по-русски… Пожалуй, крутой — получше. Так можно назвать и молоденького бритого качка, и… Скажем, вполне зрелого и даже почти пожилого мужчину в смокинге и «бабочке», с седой короткой стрижкой «ежиком». Похожего на профессора, если…

Если не очень вглядываться.

* * *

— Рыжик, — твердо сказал муж, отодвигая бутылку «Абсолюта», к которой я потянулась уже не совсем твердой рукой, — ты сегодня нужна мне в форме.

— Да? — прищурилась я на бутылку, а потом подняла глаза на него и постаралась саркастически приподнять одну бровь (не вышло). — А что такое?

— У нас презентация. Казино. Я уже говорил тебе, но ты наверняка…

— Помню-помню… На паях с каким-то… Это сегодня?

— Да. Это сегодня.

— А почему без меня нельзя? Может, возьмешь какую-нибудь…

— Я не возьму какую-нибудь. Сегодня ты познакомишься с моим партнером. Мы раскручиваем серьезное дело, и он хочет видеть меня с женой.

— Он — хочет? — теперь уже натурально удивилась я. — С каких пор тебя волнует, чего там кто-то х-хочет? И почему к-казино серьезнее, чем все другие твои?..

— Это не только казино, — оборвал он меня. — И не столько казино, сколько… Мой партнер. Он — серьезен. Все, хватит вопросов, на-ка вот, — он порылся в кармане джинсовой рубашки, вытащил какую-то синеватую капсулку и протянул мне, — проглоти и запей соком.

— Что это?

— Выгоняет алкоголь из крови. Не бойся, — он усмехнулся, — не отравишься.

— Да я в порядке… — вяло запротестовала было я, но встретила его немигающий взгляд и, пожав плечами, сунула в рот капсулку.

— Ты поведешь машину, — сказал он и налил мне в стакан сок. — Пей. И иди наводи марафет, у тебя есть полтора часа. Я сам уберу со стола.

— Ну и ну, — пробормотала я, проглотив капсулку и запив ее соком. — Видно, и впрямь, серьезное дело. Серьезный партнер… Мне что же, лечь под него прикажешь?

— У тебя полтора часа на сборы, — оставив без внимания последний вопрос, терпеливо произнес он. — Успеешь?

— Да, — кивнула я. — Еще и останется.

— Ну, и отлично, — не отрывая задумчивого взгляда от картины на стене

(какой-то русский авангард… мрачные тона, кладбище, крест и раскрытая книга…)

кивнул он. — Я потом достану твои побрякушки.

— Ну, конечно, — насмешливо протянула я, — разве меня можно подпускать к святая-святых, — я мотнула головой в сторону картины, закрывавшей отъезжающую панель, за которой в нише был сейф. — Я даже ключа от него никогда не ви…

— Тебе и не надо его видеть. А святая-святых здесь — это ты. У меня нет от тебя никаких секретов, но… так лучше.

— А святая-свтяых может знать, что там? Что еще, кроме денег и… побрякушек?

— Можешь, — кивнул он. — Там оригиналы некоторых документов, — он в упор посмотрел на меня, и я почувствовала физическую тяжесть его взгляда (он умел так смотреть). — Очень взрывоопасных документов. Стоит их только показать кое-кому, и много чего взорвется. Прежде всего, моя голова. Потом — и твоя, конечно, но прежде — моя… Шифр сейфа ты знаешь. Уверена, что хочешь знать еще и — где ключ? Если да, то скажи.

— Н-нет… — медленно покачала я головой. — Нет, не хочу.

— Вот потому и не знаешь. Ну, все, иди пудри носик и все остальное. Черт! Жаль, нет времени, а то бы мы пол часика повалялись — ты сегодня такая…

— Какая? — спросила я, чувствуя, как одновременно трезвею (нехилая капсулка) и завожусь.

— Ты знаешь, какая. Иди, не дразни…

Я довольно ухмыльнулась, встала и отправилась в ванну. У аркообразного проема — выхода в коридор — я не удержалась и, застопорившись, скинула с себя халатик, под котором была лишь узкая полоска черных трусиков. И помахивая зажатым в руке халатиком, двинулась дальше, опять довольно ухмыльнувшись, когда услыхала за спиной его торопливые шаги и хрипловатый голос на выдохе:

— Рыжая дрянь…

* * *

Положив голову на локти, упирающиеся в верхушку стиральной машины, я скосила глаза на нашу роскошную ванную — черная «Джакузи», — и… Мне пришла в голову странная мысль: хорошо бы полежать с ним в этой ванной — просто полежать, поласкаться, поболтать, а если с ним это невозможно, то с кем-нибудь другим… С кем-нибудь, кому тоже этого захочется…