Остров Смертушкин - Марьяна Романова Страница 13

А потом скончался Юрин дед. Это было ожидаемо – дед несколько лет почти не выходил из дома, был похож на состарившегося голубя, кожа на лице просвечивала и напоминала пергамент старинных книг, рот превратился в серую щель, от белого пуха волос пахло лекарствами и библиотечной пылью. Смерть уже расправила над ним свои кожаные перепончатые крылышки, он уже давно принадлежал иному миру. Но почему-то его кончина стала для внука ударом. И ведь Юра даже не был особенно близок со стариком, но оказалось, что будто вместе с дедовым телом в гроб положили и часть Юриной жизненной силы. Внутренний огонек. Гроб с покойным дедом упокоился под толщей земли на Ваганьковском, а у Юры исчезла способность радоваться жизни.

Юрий позвонил Юлии и пригласил ее зайти вместе с ним в квартиру покойного деда. Юлия согласилась, и через полтора часа они с некоторым трепетом вошли в обитель старика. Юрий по-хозяйски прошелся по комнатам и дернул ручку двери кабинета деда. Дверь оказалась закрытой. Юрий машинально дернул еще раз, но результат был тот же.

Юлия присмотрелась к двери и поинтересовалась:

– Слушай, а почему в двери четыре замка?

– Думаю, в последние годы дед был слегка не в себе, – тускло ответил Юра. – Кристальная клиническая картина. Ему мерещились шпионы, он почти перестал бывать на улице. Всё время сидел в своем кабинете. Дома носил темные очки и чуть ли не костюм химзащиты.

– Грустно это… Грустно, что никто не застрахован. Вот говорят же, что если постоянно напрягать мозги, то старческая деменция тебя минует. Выходит, врут.

– Врут, – не глядя на нее, согласился Юрий. – Деду было всего семьдесят три года. Он был вегетарианцем, занимался гимнастикой, не курил и до семидесяти лет выступал с лекциями. Последнюю книгу закончил в прошлом году. Правда, в издательстве ее отвергли, сказали, что бред… Я курить хочу.

– Не стоит!

Юля старалась его поддержать, говорила ласково, но с каждой минутой Юрий, которому еще неделю назад она была готова вверить свою жизнь, за которым была готова без оглядки пойти на край света, принять любую аскезу, становился ей все более противен. Ее пугали эти чувства. Выходит, она не настолько глубока, чтобы быть с кем-то «и в горе, и в радости».

Но ведь горе можно встретить по-разному. Юра вел себя как слабак. В Юлиной системе координат это был страшнейший из грехов. Даже глупость в иных ситуациях простительна, даже подлость. Но не слабость. Слабаков она в душé всегда относила к касте неприкасаемых и брезгливо их сторонилась.

И второй страшный грех – лицемерие. Гнилостный привкус лицемерия ощущался в Юрином горе. Он не был так уж близок с дедом – особенно в последние годы. Да, он рассказывал, что когда-то в детстве именно дед вложил в него все то самое важное, что помогло Юре стать тем, кем он стал. Дед не ленился вести с ним многочасовые разговоры, заставлял его думать, учил искусству дискуссии и стратегии страстного спора. Но детство давно осталось позади. В последнее время Юра видел деда от силы дважды в год – на новогодние праздники да на очередной дедов день рождения. Никогда лишний раз не звонил. А когда звонил сам дед, Юра часто морщился и раздраженно пытался поскорее закончить разговор. Дед начал казаться ему занудой. Былая привязанность стала досадной необходимостью.

Но вот дед умер – и Юра места себе не находил. Как будто с самым важным человеком простился. Так часто бывает. Люди чуть ли не обожествляют мертвецов.

– Что ж, давай откроем дверь и узнаем наверняка, что он там прятал, – предложила Юля. – Ключи у тебя есть?

– Ключи я нашел случайно, они были зашиты в его матрас. – Казалось, что даже Юрин голос стал тоньше и выше, будто горе откатило его назад по временной шкале и он снова стал беспомощным юнцом, мечтающим, что мать вытрет его сопли подолом юбки.

– Если ты не хочешь, давай я!

– Дед столько раз предупреждал, чтобы я этого не делал. За три дня до смерти он позвонил мне и сказал, чтобы я разыскал его коллегу из Новосибирска. Он сам не смог дозвониться – не общались много лет. Дед хотел, чтобы я полетел туда. Мол, только этот коллега может войти в кабинет. Знаешь, что он еще нес?

– Ну что?

– Он говорил: «Иначе погибнет весь мир! Иначе всё начнет рушиться!»

– Я этого боюсь больше всего на свете.

– Что мир начнет рушиться?

– Нет, старческой деменции. Давай сюда ключи!

Юля буквально вырвала у него из рук увесистую связку и, не обращая внимания на вялое Юрино сопротивление, на беспомощное сопение за спиной, на жалкие потуги остановить ее порыв («А может, не надо?.. Юль, может, слетаем в Новосибирск на выходные?.. Ну, мне как-то перед дедом неудобно…»), провернула первый ключ в туго поддавшемся замке. Потом открыла остальные три замка.

В кабинете Юриного деда было темно и очень пыльно. Войдя в это душное пространство, Юля несколько раз чихнула. В комнате стоял очень неприятный запах, как будто остатки недожаренного мяса забыли в мусорном ведре. Юля поморщилась и ощутила подступившую тошноту. Ее даже качнуло, но стоявший за спиной Юра вовремя поймал.

– Я же говорил! – почему-то шепотом сказал он. – Не надо было…

– А что такого особенного? Ну, харчился дед в кабинете, ну, тарелку забыл убрать…

Слабость Юры как будто делала ее саму сильнее. Как будто на его нерешительность можно было опереться для того, чтобы вырастить своего внутреннего воина.

– Да никогда дед тут не ел, это невозможно, – поморщился Юра. – Он к этой комнате почти как к храму относился. А в храме не едят.

– Ну да, в нем только причащаются, – с издевательской улыбкой парировала она. – Ладно, сейчас всё разузнаем.

Юля щелкнула выключателем. И даже не поняла, почему Юра отскочил назад, выдохнув:

– Ну, ничего себе! Это просто невозможно! Как?

Она ничего особенного в кабинете не увидела. Разве что удивилась общей атмосфере необжитого пространства – ничего в интерьере не намекало на то, что здесь много лет днями и ночами трудился человек.

Пустой рабочий стол, старомодная зеленая лампа – такие любили советские партийные шишки. Единственный цветок на подоконнике – красивый, алый. Юля никогда таких не видела. Цветок рос в простом глиняном горшке. На книжных полках русская классика рядами. Дешевенький старый ковер, толстый слой пыли, серой вуалью осевшей на мебели. Ничего особенного и уж тем более страшного.

Но Юра явно так не думал.

– А где же… Где же все дедовы вещи? Сюда ведь никто не заходил после его смерти.

– Какие вещи? Сокровища?

– Нет, я серьезно… Его книги, бумаги! Весь стол всегда был завален бумагами. Дед едва находил уголочек, чтобы притулиться с очередным листком. Он очень много работал. Где это всё?

– Ну, уборку генеральную сделал человек, – пожала плечами Юля. – Может быть, смерть почувствовал. Захотелось ему чистоты напоследок. Ты лучше смотри, какой цветок! Это просто бомба.