Двое в лодке - Александр Варго Страница 13

Я снова посмотрел вверх.

Где-то высоко в небе едва различимый взором самолет чертил молочный след. Марина, наблюдая за мной, тоже увидела его, и по ее осунувшемуся лицу скользнула робкая тень надежды:

– Они нас увидят?

– Наверное, – уклонился от прямого ответа я.

А что я еще должен был сказать?

Марина снова заплакала, а я показал самолету средний палец.

Хрен вам.

Летите, куда собирались лететь.

Марина задремала.

Она вздрагивала и хрипло стонала во сне, пальцы ее рук нервно сжимались и разжимались. Грязная, дурно пахнущая, со спутанными в колтун волосами, бледная как смерть, она была великолепной. Нет, не великолепной, божественной!

Я улыбнулся потрескавшимися губами.

Моя любимая.

Чем дольше она будет спать, тем лучше для нас обоих.

«Ты считаешь, что поступаешь правильно? – осторожно поинтересовался донельзя знакомый голос. – Она же умирает»

– Смерти нет, – с трудом ворочая языком, произнес я. Казалось, в рот напихали стекловаты, а об шершаво-высохший язык можно было зажигать спички. – Наша жизнь… просто одна из стадий. И мы…

Я запнулся, так как мои слова прервал сухой, раздирающий нутро кашель.

– …мы… просто вместе перейдем в другую стадию, – закончил я, когда приступ закончился.

«Греби к берегу. Оставь ее на суше, а сам плыви в какую хочешь стадию. Хоть в Турцию», – хмыкнула тварь.

Я засмеялся каркающим смехом.

– Нет, – покачал я головой. – Мы будем вместе.

Я повернул голову в сторону Марины:

– Любимая?

Она молчала.

– У меня… такое ощущение, что я…

Облизав сухим языком воспаленные губы, я продолжил:

– …что я должен был кое-что сказать тебе. Хм… очень важное.

Марина вздохнула, невнятно пробормотав что-то в полудреме.

Я обратил взор на дно лодки и едва не закричал.

Молоток.

Окровавленный молоток с налипшими на ударном бойке волосами. Мамиными волосами.

Отшатнувшись, я поскользнулся на поперечной лавке, упав. Весло выскользнуло из рук с тихим бульканьем, начиная отдаляться от лодки, но в тот момент я даже не понял, что произошло.

– Нет, нет, – бормотал я в священном ужасе, закрыв лицо ладонями.

«Что случилось с твоими родителями, Витя?»

Голос Марины, казалось, сочился отовсюду, словно вязкая патока.

Конечно, я обещал ей рассказать. Тогда, на Утесе Прощенных.

Я нерешительно убрал руки от лица.

Никакого молотка в лодке не было. Конечно, откуда ему взяться. Его давно уничтожили, как вещдок по делу об убийстве моей матери…

– Я любил его, – сказал я, на мгновенье задумавшись, не лукавлю ли я.

Пожалуй, нет.

– Я любил папу, – повторил я неизвестно зачем. – Он был… хорошим.

Память тут же подкинула мне недавний кошмар, в котором мой отец плыл за мной с молотком, и, несмотря на палящее солнце, по моей обгоревшей коже зазмеился колючий холодок.

– Он много пил, Марина. Перестройка, потеря работы… в общем, он закодировался. И когда он завязал с алкоголем, у него в голове произошли какие-то изменения. Странные изменения. Будто в нем произошел необратимый сбой, как в механизме. Он ходил на работу. Он дарил моей маме цветы. Красивые букеты роз. Представляешь? Она любила розы. Он водил меня в кино и зоопарк. Но мне казалось, что иногда с нами живет совершенно чужой человек, а не папа. Ты меня понимаешь? Ты вообще слышишь меня, дурочка?

Марина ничего не ответила, и я неодобрительно покосился на нее.

«Я говорю, а она не слушает».

– Марина!

Веки девушки затрепетали, и она открыла глаза. Мутный, ничего не выражающий взгляд. Словно на тебя смотрит большая кукла с глазами из прозрачного пластика.

– Ты слышишь?

«Конечно, слышит, дурень, – лениво рыгнув, отозвалось существо. – Давай, не останавливайся. Я люблю слушать эту историю».

– Отвали, – приказал я, с болью ощущая, как оно деловито шуршит когтями где-то глубоко внутри.

– Мне тогда только исполнилось семь лет. Утро было замечательным. Мы собирались пойти на спектакль – на носу был Новый год. Папа взял билеты, а мама планировала в магазин за продуктами. Мы завтракали, как вдруг отец поднял на мать глаза и совершенно спокойным голосом поинтересовался, зачем она развела в доме столько крыс. Мы с мамой удивленно переглянулись, а отец засмеялся. Он погрозил маме пальцем, мол, не нужно какие-то там секреты за моей спиной устраивать…

Я опустил в море руку, с наслаждением чувствуя мягкую прохладу. Зачерпнув немного воды, я поднес ее ко рту и одним махом выпил ее. Желудок мгновенно взбунтовался, угрожая вывернуться наружу вместе с поступившей внутрь влагой, но мне удалось сдержаться.

Конечно, это не фанта, блин. Морская вода – это морская вода. И все тут. На вкус – полный отстой, скажу я вам.

– Мама осторожно заметила, что в нашей квартире нет крыс, – продолжил я. – Ни крыс, ни мышей, ни даже тараканов. А я, признаться, даже украдкой под стол заглянул – вдруг там и правда сидит огромная крыса?! Но там все было чисто. Тогда отец опять тихо засмеялся и, поднявшись, стремительно вышел из кухни. Просто вышел и все, хотя перед ним стояла чашка с недопитым кофе и тарелка, на которой остывали блинчики с творогом. Моя мама делала обалденные блинчики. С вишней, с творогом, с печенью… Однажды она попробовала приготовить…

Я осекся, поняв, что начинаю молоть откровенную чушь, не относящуюся к делу.

– …да, о чем это я? Он ушел из кухни, а мама внимательно посмотрела на меня. Я до сих пор помню этот взгляд, Марина. В нем смешалось все. Жалость, недоумение, боль и, наконец, страх. В коридоре что-то загремело, и лицо мамы перекосилось, как будто ей было больно. Мне стало страшно.

«Витенька… тебе придется уйти из дома, – сдавленным голосом сказала она. – Ненадолго. Папе… гм… папа немного не в себе».

Я посмотрел на свою тарелку, на которой остывал мой блинчик. Мама накрыла мою руку своей теплой ладонью.

«Витя? Ты меня понял?»

Уже спустя много лет я понял, что в тот момент она уже осознавала, какая смертельная опасность нам грозила…

«Хорошо, – пролепетал я, начиная вылезать из-за стола. В коридоре раздался смех папы, и я почувствовал, как моя кожа покрылась крупными пупырышками. Этот голос был каким-то неестественно чужим, и от этого мне стало еще страшнее.

«Нет! – сказала мама. Ее лицо быстро бледнело, как будто кто-то выкачивал из нее кровь. – Мы пойдем вместе».