Обман - Валерио Эванджелисти Страница 13

Миновав лестничную площадку, она прошла по коридору с голыми стенами, освещенному факелами, от дыма которых щипало глаза. Потом ее втолкнули в просторный зал, где дыма было меньше, несмотря на множество факелов и ламп.

— Сядь сюда, — приказал ей на ужасающем французском один из солдат.

Она уселась на очень неудобный, странного вида треугольный табурет из деревянных планок, опиравшихся на неструганые чурбаки. Она стыдилась голых ног, торчавших из-под льняной рубахи, которую на нее напялили. Будь перед ней буржуа или аристократы, ей бы было все равно, но здесь собрались представители церковного сословия.

Все присутствующие, кроме нотариуса из мирян, уткнувшегося носом в бумаги, были священниками или монахами доминиканского ордена. Самым беспокойным из всех инквизиторов, сидевших за большим столом у голой стены с огромным распятием, выглядел, пожалуй, великий инквизитор Франции Матье, или Матиас, Ори. Его худое лицо было угрюмо и мрачно, а длинные пальцы, видневшиеся из рукавов епископского одеяния, все время нервно двигались. Он перебирал пачку бумаг, видимо, отыскивая те, что относились к процессу. За утро он произнес бог весть сколько обвинительных речей, и этот процесс был на сегодня последним.

Секретарь, маленький приземистый доминиканец с неправильным лицом в обрамлении жидких бакенбард, выглядел спокойнее. Он первый увидел, как ввели то ли обвиняемую, то ли свидетельницу. Окинув взглядом зал, он обнаружил, что народу явно не хватает, если не считать десятка послушников и членов полумонашеских орденов.

— Где конфортатории? — спросил он, обращаясь к партеру, запоздало загудевшему. — Если в зале присутствуют конфортатории, пусть выйдут вперед!

На призыв откликнулись два старых доминиканца, сидевших на скамьях в отдалении. Они поднялись и молча встали слева и справа от Катерины.

Один из них сунул ей под нос распятие, вероятно, чтобы она его поцеловала. Она же только удивленно взглянула сначала на распятие, потом на монаха. Тот так же молча убрал руку и сердито отвернулся, пробормотав:

— И это святотатство тебе тоже зачтется.

За столом возникло оживление. Видимо, кого-то ожидали и готовились к его появлению. Через несколько минут все стало ясно. В дверях показался слуга и объявил:

— Его высокопреосвященство кардинал Антонио Галаццо делла Ровере, инквизитор по делам еретиков графства Венессен.

Вся возня мигом стихла, когда в зал вошли сначала два священника, а потом появился кардинал в красном бархатном одеянии с горностаевой опушкой, как и подобало его сану. Это был представительный человек с широким суровым лицом, маленькими хитрыми глазками и мясистыми губами, над которыми топорщились длинные напомаженные усы. Грива седых, вьющихся на концах волос виднелась из-под скуфьи, закрывая уши.

Все дружно вскочили на ноги. Прелат равнодушно ответил на приветствие и уселся в центральное кресло. Потом великодушным и в то же время авторитарным жестом приказал всем садиться. Только Матье Ори, который был ниже кардинала в церковной иерархии, зато выше в иерархии инквизиции, никак не выказал почтения вновь прибывшему и ограничился сухим кивком. Он уступил кардиналу ведение процесса только по соображениям территориальным, и по гневу, сквозившему в его взгляде, можно было догадаться, что ему все это до крайности не нравится.

Наступило долгое молчание. Кардинал листал страницы дела, и лоб его все больше хмурился, выдавая недовольство. Наконец он обратился к главному инквизитору:

— Вы уже задавали этой женщине вопрос о ее происхождении?

— Нет, ваше высокопреосвященство, мы ждали вас.

Кардинал пристально взглянул на герцогиню.

— Вы действительно Катерина Чибо-Варано, в прошлом герцогиня Камерино?

— Да, — ответила Катерина, намеренно опустив глаза с видом робким и в то же время жеманным.

— У вас есть дочь по имени Джулия Чибо-Варано?

Катерина внутренне вздрогнула. Если кардинал задает такой явно лишний вопрос, это может означать, что он прочел в документах имя мужа Джулии, Гвидобальдо делла Ровере, который, скорее всего, приходился ему родственником.

— Да, ваше высокопреосвященство, — ответила она.

Кардинал настолько погрузился в свои мысли, что забыл подвести подсудимую под присягу. Вспомнив наконец об этой обязательной части процедуры, он раздраженно сказал:

— Пусть кто-нибудь даст подсудимой Евангелие и велит произнести положенную присягу.

Один из конфортаториев подскочил к столу, взял с него открытое Евангелие и вернулся к герцогине. Катерина положила пальцы на переплет и послушно повторила вслед за монахом:

«Я, Катерина Чибо, дочь графа Франческетто Чибо делль'Ангвиллара и Маддалены Медичи, вдова Джованни Мария, герцога Камерино, сорока пяти лет от роду, коленопреклоненно перед вашим высокопреосвященством, имея перед глазами святое Евангелие и прикасаясь к нему, клянусь говорить…»

Формула присяги была достаточно длинной. Наконец конфортаторий забрал Евангелие и снова водворил его на стол. Катерина, не без тайной гордости, отметила, что все инквизиторы, за исключением сурового Матье Ори, вздрогнули, когда она назвала свой возраст. Они явно не ожидали, что в сорок пять лет женщина может быть так хороша. Это свидетельствовало о том, что они состояли из плоти и крови. Прекрасно, надо это использовать себе во благо.

Кардинал делла Ровере подождал, пока нотариус кончит записывать, потом спросил:

— Вам известно, в чем вас обвиняют?

— Нет, неизвестно. Но я знаю, кто меня обвиняет, и готова донести о его кознях.

За столом, где сидели инквизиторы, поднялся шумок. Это было редкостью, чтобы обвиняемый, вместо того чтобы защищаться, обвинял своего доносчика. И тем более редкостью было то, что обвиняемый знал имя доносчика. Раздраженным жестом кардинал делла Ровере восстановил тишину.

— К вашему сведению, вас обвиняют в ведовстве и убийствах, — сказал он Катерине, не глядя ей в глаза. — Но инквизиция согласна выслушать ваши разоблачения. Кто, по-вашему, вас преследует?

— Человек гнусный и коварный, который прячет за деятельностью аптекаря деяния недозволенные и демонические. Он втайне занимается алхимией.

— Алхимия не запрещена! — бросил один из священников, составлявших трибунал.

Кардинал испепелил его взглядом.

— Ошибаетесь! Папа Иоанн Двадцать Второй в декрете «Spondent quas non exhibent» [7]сурово осудил эту ложную доктрину. А наш всеобщий наставник, инквизитор Николас Эймерик, написал по этому поводу целый трактат «Contra alchimistas» [8]. — Он повернулся к обвиняемой: — Итак, назовите имя этого предполагаемого колдуна.