Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу - Ширин Шафиева Страница 12

Такое положение дел Сабину вполне устраивало, пока одна из дамочек, с которыми проводил время объект её страсти, не стала появляться на горизонте слишком часто. Тогда Сабина не на шутку встревожилась: вдруг шеф наконец познал любовь? С маниакальной педантичностью секретарша начала собирать сведения об этой вертихвостке. К счастью, Лала (так звалось новое увлечение) питала слабость к дешёвой популярности, а это означало открытый профиль на Facebook, возможность добавиться к ней в друзья (количество «друзей» Лалы перевалило уже за тысячу) и ежедневные отчёты о местонахождении. Благодаря своевременно выставленным фотографиям Сабина даже знала, что Лала ест на обед и когда посещает сортир. Она добавилась к сопернице в друзья, понаписала ей не в меру льстивых комментариев под фотографиями и тихо её ненавидела. Каждое напечатанное Сабиной «Ай, машаллах, какая красавица!» можно было прочесть как «Желаю сдохнуть в мучениях».

Лала оказалась танцовщицей. С детства она занималась бальными танцами, и любовь всей Сабининой жизни увидел Лалу именно в тот момент, когда она исполняла аргентинское танго со своим партнёром на республиканском чемпионате, куда его, на свою беду, затащила прежняя пассия. Как Сабина ухитрилась прознать о деталях знакомства Лалы и шефа, остаётся загадкой. Впрочем, она была умнее, чем можно было бы предположить, глядя на её экстравагантную внешность. И никогда не сдавалась. Поэтому, подумав и даже сочинив в процессе очередной рассказ, она решила заняться танцами. В интернете Сабина вычитала, что танцы очень способствуют пробуждению женской энергии.

Когда она впервые ступила под своды подвала, под её кожей прошла странная вибрация. «Женская энергия начала пробуждаться, даже не дожидаясь, пока я затанцую», – подумала Сабина и двинулась на звуки человеческих голосов. В дверях зала она столкнулась с миловидной русоволосой девушкой, их глаза встретились, и внезапно Сабина с потрясением узнала этот взгляд: точно такой же безумный, подозрительный, горящий взгляд она видела каждый день в зеркале. Потом девушка с явным облегчением отвела глаза, очевидно, оценив всю превосходящую ожидания степень привлекательности Сабины. Последняя была заинтригована. Ну а потом она забыла обо всём. Потыкавшись наугад в разные помещения, она была в итоге отправлена прямо к Учителю. Он обрадовался ей, как старой знакомой, и даже схватил за руку в порыве чувств. После этого вечно ледяные руки Сабины стали вдруг такими горячими, что, когда она вернулась домой и начала разделывать баранину, чтобы приготовить бугламу, куски бараньего жира растаяли прямо в её пальцах.

Бану успокоилась, но не до конца. Она ведь прекрасно знала, что дело вовсе не во внешности и даже эта непонятного возраста женщина, похожая на чёрную кляксу, может оказаться страшной, лютой соперницей ей, карамельно-сладкой Бану.

Лейле, этой милой маленькой девочке, всю следующую неделю пришлось терпеть страстные монологи подруги, наблюдать за её ревностью и умилением. «Язых киши ^[6], чего ты от него хочешь, его возраста уже деревьев не осталось», – упрекнула однажды Лейла Бану. Но это была неправда. Никто не знал, есть ли ещё в мире деревья возраста Веретена или нет, ибо оно, подобно старой куртизанке, скрывало свой возраст. Как-то раз – зима уже наступила, и до конца света оставалось восемнадцать дней – Веретено подставило попку к обогревателю, растолкав тех, кто жался вокруг единственного источника тепла, с весёлым видом: «Дайте погреться, я всё-таки старый дяденька», – и принялся не по-мужски сюсюкать с равнодушным котом. И Бану вдруг поняла, что Веретено боится старости. Был это не абстрактный страх, вроде страха смерти у молодых, а тот горький страх, который возникает в человеке, который уже смотрит в глаза неотвратимой опасности. Паника. Ужас перед наступающим увяданием красоты и мужской силы, который он всё время пытался скрыть за весёлыми шуточками о старости.

Однажды он рассказывал о далёкой латиноамериканской стране, в которой когда-то побывал и откуда вывез целый ворох впечатлений. Из всех чудес, виденных им за границей, больше всего его поразил танцор и преподаватель сальсы, разменявший в то время уже седьмой десяток.

– И так он танцевал, – вещало Веретено, – что, я вам скажу, в нашем школе не все так станцуют. Я на него когда смотрел, прямо радовался. А я думал, что это я старый!

– Вы самый молодой! – завопила одна из восторженных фанаток. «Ты бы ещё свой безразмерный лифчик в него кинула», – подумала Бану.

– Ой, нет, я старый, старый! – кокетливо запротестовало Веретено, поигрывая мышцами груди.

Так некоторые южноамериканские индейские племена при землетрясении начинают танцевать, якобы из солидарности с танцующей Землёй-матерью. Может быть, своими шутками Веретено пыталось задобрить старость, а то и сглазить её? Так или иначе, выглядел он свежо и мило. А к ревности, ненависти и любви Бану, узнавшей его страх, прибавилась ещё и острая, как ланцет, жалость.

Порой ненависти в ней было больше, чем всего остального. Однажды, когда пришло время, как всегда, разбиться на пары, Веретено подхватило Бану за руку, но не успела она обрадоваться, как оно вдруг передумало и отдало её на растерзание Руслану, который зловеще заблестел стёклами очков. Весь остаток урока Бану провела с каменным лицом. «Жертва пластического хирурга-маньяка, рохля, баба, неуч», – с яростью думала она.

В другой раз Веретено не только танцевало с ней, но ещё и толкнуло длинную речь о том, что Бану ждёт большое будущее в танцах и что она «гарантированный чемпион», если для неё найдётся партнёр. Всё бы ничего, но при этом он не выпускал руки Бану из своей тёплой ладони, держал её крепко, сжимал её ледяные гибкие пальчики, а она стояла с каменным лицом, как всегда, не смея показать своих чувств, которые разрывали её изнутри, словно космический пришелец-паразит. После этой проникновенной речи, когда все танцевали под музыку, он сказал:

– Если для тебя не найдётся партнёра, я сам с тобой буду танцевать. Хочешь?

Это, конечно, был трёп такой же бессмысленный, как и всё, что он говорил, но всё равно настроение у Бану поднялось на весь оставшийся вечер. Она радовалась, когда он просто говорил с ней, даже если это была всего лишь одна фраза.

Придя домой, Бану захотела выпить чаю с шоколадом, но когда она открыла буфет, то увидела, что плитку по кусочкам растащили маленькие, но целеустремлённые муравьи, которые, прихватив с собой запас провизии, спешно покидали насиженное место и ровными колоннами уходили через всю кухню в приоткрытое окно.

Чинара готовилась к чемпионату со всей отдачей. Она была очень энергичной женщиной и всё делала со страстью, отчасти именно это становилось причиной её неудач на поприще любви. Она быстро подружилась с Учителем. Оба казались людьми открытыми и дружелюбными и отлично дополняли друг друга: она – напористая и грубая, а он – мягкий, вкрадчивый и неумолимый, как пожар. Очень скоро Facebook заполнился их совместными фотографиями, на которых они крепко обнимались и были похожи на счастливую семейную пару. Оба выглядели несколько моложе своих лет, и это объединяло их на интуитивном уровне.