Морок пробуждается - Александр Варго Страница 11

– Нет! – отрезал Саня. – Мне идти надо. – Быстро поднялся и пошел к выходу.

– Ну и дергай, нам больше достанется, – крикнул ему вслед Лешка. Сашка обернулся, печально посмотрел на друзей и молча вышел на улицу.

А Иван снова взглянул на стенку. Никого.

Иван захмелел. Разговор Лешки и Макса доходил до него словно издалека. Перед глазами стоял Саша с его потусторонним взглядом, а еще собственное ощущение чьего-то присутствия за спиной. Он снова машинально повернулся к стене, и его движение не ускользнуло от внимания Алексея.

– Что, Ванюх, белка? – серьезно спросил Лешка.

– И не одна, – отшутился Иван. – Самое забавное, что они выскакивают из дупла в твоей башке.

– Очень смешно. Давайте выпьем, а то во рту уже пересохло. – Леша взял бутылку и разлил по рюмкам. – Слышал я базар такой… Фильм ужасов какой-то по заводу ходит. О чем он, никто сказать не может, потому что, кто эту кассету посмотрит, непременно умирает.

«Вот у кого во рту не завоняется, – подумал Ваня. – Ни секунды не молчит». А вслух сказал:

– Что ты лапшуешь? Никакая это не кассета, а диск.

– Ну какая разница! – закричал Лешка. А потом взял Ивана за руку и прошептал: – Ты про Димку и Ваську слыхал?

– Нет, – ответил Иван и икнул.

– Ну вот, – все так же шепотом проговорил Лешка. – Они работали в третьем цехе. И оба в среду вздернулись.

– Я что-то не пойму. Они что, из-за того, что в третьем цехе работали, повесились?

– Да нет же! Они фильм этот посмотрели!

– Ага, – согласился с приятелем Макс. – Говорят, что и Мишка ваш тоже видел это кино.

Диск! Ваня повернулся в поисках куртки. Она висела на спинке стула. Пошарил по карманам. Ничего. Наверное, оставил в столе. Да и черт с ним! В конце концов, еще ни один фильм не убил человека.

Сашка увидел людей из фильма. Один стоял прямо за спиной Ванюхи, двое других – слева от Макса, у столика, за которым сидели две женщины. Посетители не замечали мертвецов. Это Сашка понял, когда пьяный мужик прошел сквозь того, что стоял около Макса. Чтобы не закричать, Саня встал и ушел. Ему теперь никто не мог помочь. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Поэтому он шел к себе домой.

Всю дорогу до дома его сопровождали покойники. «Надо было все-таки выпить, – с сожалением подумал Сашка. – Хотя еще не поздно». Он подошел к павильону «Соки-воды». Купил бутылку водки и, тут же открыв ее, сделал три глотка прямо из горла. Теперь будет легче выносить эти рожи вблизи себя.

Он и на войне только водкой и спасался. Поначалу решил больше не пить, устав от водки, от пьяных рож. Передохнуть хотел… Или просто умереть. Не вышло.

И сейчас, подойдя в парке к лавке, освещаемой тусклым фонарем, Сашка понял, что все-таки там ему было легче. Он вспомнил слова из какого-то фильма: «На войне было просто. Вот мы, а вот враг. А здесь не поймешь, где свои, а где чужие». В Чечне шла война, но все было не так, как выходило из слов героя фильма. Совсем не так. Днем вокруг тебя добрые аульчане. А ночью… они, словно оборотни, готовы разорвать тебя. Несмотря на это, Сашке все равно там было проще. Он ехал умереть, а в результате узнал цену жизни.

Ничего, скоро все закончится. Если враг сильнее тебя и отступать некуда, значит… Значит, надо либо сдаться в плен, либо… Для Сашки это было одним и тем же. Тем более в данном случае.

Он подошел к калитке, допил водку, выбросил пустую бутылку в заросли у ограды и замер: на крыльце стоял обезглавленный мальчик. Голова, зажатая под мышкой, улыбалась. Саша сел на корточки, так, чтобы его лицо было напротив лица мальчика, и оскалился:

– Что, смешно? Да пошли вы все на хер! – И резко вскочив, с силой ударил ногой по отрезанной голове. Она, как футбольный мяч, улетела в глубь огорода. Сашка повернулся к калитке. На него смотрели сотни мертвых глаз.

– Что вылупились, суки? Недолго осталось!

– Опять нажрался? – Перед ним стояла мать. Призраки исчезли.

– Не лезь, мать! Мне надо уйти. – Сашка развернулся и вошел в дом.

– Огород надо перекопать, сарай покосился, а ты все гуляешь. Вот куда сейчас собрался?

Сашка прошел на кухню. Мать следовала за ним.

– Саша, ты меня слышишь?

Он достал бутылку водки из материного тайника. Это она его считала тайником, а Сашка давно из него потягивал.

– Ах ты паршивец! Чего удумал?! Я для тебя ее покупала? – возмутилась мать.

Саша посмотрел на нее. За спиной матери стояла голая старуха и играла со своим дряхлым телом.

– Оставь меня в покое, старая бл…ь! – заорал он, глядя на мертвую женщину.

Опешившая мать молча открывала рот, словно рыба. Сашка аккуратно обошел ее и направился к выходу, она села на табурет и заплакала навзрыд.

Он вышел на крыльцо. Мертвецы, уже ждавшие его, расступились, образовав коридор, через который Котов прошел в сторону огорода.

Антонина Федоровна часто плакала из-за сына. Особенно в последнее время. Пить он начал по-черному. Когда Саша решил ехать в Чечню, Антонина Федоровна не стала его отговаривать, хотя знала – на смерть ее мальчишка идет. Да и что она могла ему сказать? Разве он ее послушал бы, начни она его уговаривать? Вряд ли. Да и в глубине души Антонина думала: пусть съездит, может, и пить бросит.

Ведь она знала людей, которые бросали. К примеру, Анатолий Селиванов. Как он пил! Забрали в армию, оттуда в Афганистан. Что-то с ним там случилось… не то в плен попал, не то убило кого-то на его глазах – Антонина толком и не знала. Но, придя домой, он изменился. В приход местный пошел, сейчас батюшкой служит.

Когда ее Сашка вернулся с войны, он все время молчал. Только однажды, напившись, произнес всего два слова: «Все зря». Нет, Антонина Федоровна не ждала, что сын начнет рассказывать о взрывах и стрельбе, но ждала немного большего, чем «Все зря».

Пить Сашка так и не бросил.

«Да лучше б он погиб, как герой, – иногда, после очередного запоя, думала мать, – чем живет, как трутень. Весь в отца. У того тоже по пьяному делу постоянно куча неприятностей. Да и погиб он по пьянке, тот еще «герой» был. Болванка вылетела под давлением из пресса и перерезала его пополам. И все из-за того, что он спьяну не обратил внимание на раскрученные болты. Всем вам туда дорога, алкаши проклятые!» Потом, устыдившись своих мыслей, шла в церковь. Помолившись, обращалась к отцу Анатолию за советом.

– Есть такая программа «12 шагов», матушка, – сказал как-то отец Анатолий, в миру Толя Селиванов. – Не наша, конечно, но эффективная. Многим уже помогла.

После советов батюшки Антонина Федоровна расцветала и бежала домой окрыленная мыслями о спасении сына. Но, поговорив с Сашей, понимала: все зря! Слова, произнесенные ее сыном, каким-то образом материализовались и стали неотъемлемой частью их никчемной жизни.