Сердце зверя - Татьяна Корсакова Страница 11

Возникшую неловкую паузу нарушила пани Вершинская.

– Сергей Демидович, – сказала она, заглядывая в глаза Злотникову, – вы желаете отдохнуть с дороги или я могу показать вам ваши владения?

А она умела подбирать правильные слова. Слово «владения» Злотникову понравилось, видимо, он уже представлял себя этаким средневековым феодалом. И откуда в нем эта тяга к пошлому, театральному?

– Показывайте, Эмма Витольдовна! – сказал он благосклонно и выпустил руку Мари. – Отдых подождет. А если кто-то устал с дороги, так я того не держу.

Мари гордо выпрямила спину, вздернула подбородок, демонстрируя окружающим свое нежелание отдыхать. Но экскурсию по замку пришлось отложить: на сцене появились новые действующие лица. В холл вошла крупная женщина с чертами лица, более подходящими мужчине, чем даме. Судя по недорогой, без изысков одежде, была она не гостьей, а скорее кем-то из свиты. Но этот вопрос волновал Августа мало, его внимание привлек ребенок, которого дама крепко держала за руку.

Мальчик лет семи, черноволосый, смуглявый, настолько худой, что худобу эту не мог скрыть дорогой, но все равно неловко сидящий костюм. На мир и окружающих его людей мальчонка смотрел исподлобья, совершенно взрослым, волчьим каким-то взглядом. И мир отвечал ему взаимностью. Женщина, которая, по всей видимости, была нянькой, сжимала тонкое запястье с такой силой, что у мальчика посинели ногти на пальцах. Эмма Витольдовна смотрела на него с изумлением, и изумление это было так велико, что она даже не попыталась его скрыть. Мари же скривила губы, словно увидела что-то невыносимо мерзкое, даже платочек к носу поднесла. На Злотникова она бросила взгляд, полный немого укора, но тот недовольства супруги не заметил, он не сводил глаз с мальчонки, и во взгляде его тоже было отвращение, но иного рода. К нему примешивалась досада и раздражение.

– Насилу нашла. – Нянька заговорила грубым голосом, почти басом. – Спрятался. – На подопечного своего она даже не смотрела, но держала крепко.

– Зачем этот цирк, Сергей? – В отличие от няньки, Мари не басила, говорила очень тихо, едва слышно. – Убери его, умоляю.

А ведь и вправду умоляла, неприятен ей был этот странный, диковатый мальчуган, настолько похожий на Злотникова, что не оставалось никаких сомнений в их родстве. Как не было никаких сомнений и в том, что Мари не имеет отношения к появлению этого ребенка на свет. Очень интересно.

– Мы уже все решили, Мари. Он останется на острове.

– Он ублюдок! – не сдержалась, выкрикнула грязное слово, и его подхватило эхо, разнесло по замку.

Ублюдок… Ублюдок… Ублюдок… Хозяин привел в дом ублюдка…

– Замолчи, – процедил Злотников сквозь стиснутые зубы и, обернувшись к экономке, сказал: – Эмма Витольдовна, покажите моей супруге ее комнату. Думаю, ей все-таки стоит отдохнуть с дороги.

Мари хотела было возразить, но не посмела, лишь бросила на мальчонку полный ненависти взгляд и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, даже не стала дожидаться экономку. А Злотников подошел к ребенку, остановился напротив, засунув руки глубоко в карманы брюк, смотрел сверху вниз. Парнишка смотрел на носки своих новых, но уже изрядно запыленных башмаков.

– Теперь ты будешь жить здесь, Илья. Ясно?

Мальчонка ничего не ответил, даже взгляда не поднял.

– Раиса, он немой или слабоумный? – Лицо Злотникова наливалось краской.

Нянька Раиса пожала плечами:

– Всю дорогу молчал, Сергей Демидович. Может, и не немой, но я склонна думать, что все это происходит от дурного воспитания.

– От дурного воспитания, говорите? – Двумя пальцами Злотников сдавил подбородок мальчонки, потянул вверх, заставляя поднять голову и посмотреть в глаза. – Главное, чтобы не от дурной крови. С воспитанием мы как-нибудь разберемся.

– Я хочу к мамке. – Голос у ребенка был сиплый, придушенный, на Злотникова он смотрел с ненавистью.

Сейчас их сходство было очевидным, и у Августа заныла челюсть, так сильно он сжал зубы. Значит, у его врага есть сын. Пусть нелюбимый, но сын, продолжатель рода, недостойного, запятнавшего себя кровью невинных рода. А что останется после него, Августа? Только его башни да вот эта спящая пока каменная химера. Несправедливо. Но в его власти исправить эту несправедливость.

– Забудь, – сказал Злотников с непонятным раздражением. – У тебя больше нет мамки. Настоящий мужчина не должен прятаться за бабьи юбки. Обещаю, я сделаю из тебя настоящего мужчину.

Сделает, непременно сделает по собственному образу и подобию. Сначала будет переделывать силой, но когда-нибудь гнилая кровь отзовется. Сова не родит сокола. Так говорила Евдокия, а Евдокия никогда не ошибалась, видела людей насквозь.

Из раздумий Августа выдернул крик. Мальчишка оказался настоящим волчонком, извернулся и цапнул Злотникова за руку, прокусил до крови. Злотников ударил, отвесил оплеуху, которая сшибла ребенка с ног, пустила из носа кровавую юшку. Избавившись от хватки растерявшейся няньки, парнишка тут же проворно вскочил на ноги, бросился вон из дома. Раиса вопросительно посмотрела на Злотникова.

– Далеко не убежит. – Тот махнул прокушенной рукой, и на пол упали алые капли.

Каменная химера заурчала, заворочалась, принимая первую кровавую жертву, просыпаясь. По каменной плите побежала едва различимая глазом паутина трещин – доказательство пробуждения этого темного дома. Но пробуждения никто, кроме Августа, не заметил. Слуги испуганно толпились вдоль стен. Капитан в растерянности переминался с ноги на ногу, на лице его читалось замешательство. Нянька стояла бездушным истуканом, дожидалась распоряжения хозяина, а Эмма Витольдовна, успевшая спуститься обратно в холл, уже хлопотала над прокушенной рукой, стирала кровь батистовым платочком. На ввалившихся щеках ее полыхал девичий румянец.

– Оставьте! – Злотников отмахнулся от ее назойливой заботы. – У щенка еще не отросли зубы, чтобы он мог причинить настоящую боль. – В голосе его не было злости, скорее даже гордость за отпрыска. – Мастер Берг, – он обернулся к Августу, – готовы показать нам свое творение?

Каменная химера снова шевельнулась, покачнулись гобелены на стенах, и в движении этом Августу почудилось неудовольствие. Дом не желал, чтобы люди нарушали его покой.

– Я расскажу вам об архитектурных особенностях, если пожелаете.

Да, он расскажет обо всем, кроме потайных дверей, замурованных в стены ходов, подземелье, серебряном сердце и тайнике с зеркалами. Об этом не знает никто, кроме Августа и просыпающейся каменной химеры.

– Внутреннее устройство замка лучше других знаю я. – Пани Вершинской так хотелось привлечь внимание хозяина, что она отважилась вмешаться в мужской разговор. – Я вложила в этот дом душу.

Не вложила. У дома уже имелась своя собственная душа, она родилась той ночью, когда на маяке впервые зажегся свет. Он осветил и путь, и двери между мирами, сделал ткань бытия тонкой, полупрозрачной. Этот мир покинули светлые души, а вот что пришло взамен, никому не дано знать наверняка. А что-то ведь пришло, затаилось, задремало, до поры до времени притворяясь домом…