Дно разума - Алексей Атеев Страница 11

– Ничего штучка, – сообщил на перемене Вова, возвращая монету девочке.

Она польщенно улыбнулась.

– Может, сменяем? – продолжил Вова.

– Нет, – категорически отвергла предложение мальчика Наташа.

– Ты же еще не знаешь, на что.

– Да хоть на что. Она мне нравится. Носить буду на шнурке.

– В школе не поносишь. Не разрешат.

– На улице тогда. Скоро лето, каникулы…

– Отберут, – веско произнес Вова.

– Не отберут.

– Вот увидишь. И потом, что это за мода на шее монеты носить? Жаба правильно сказала: ты же не собака.

– При чем тут собака. Монета красивая…

– Не спорю, красивая. Но ты же не знаешь, что я за нее предложу.

– Ну что?

– А что ты хочешь?

– Куклу!

– Какую куклу?

– Чтобы у нее глаза закрывались.

– Ты разве маленькая? Куклу тебе… Нужно смотреть на жизнь более прагматично.

– Чего-чего?

– Прагматично… Практически, другими словами. Не мечтать о всякой чепухе, наподобие дурацкой куклы, а стремиться к чему-то необходимому в жизни. Нужному!

– А собаку можно?

– Какую собаку?

– Щенка немецкой овчарки.

– С ума сошла! А родители тебе разрешат держать собаку?

– Не знаю. Наверное, нет.

– Вот видишь. И потом, щенок очень дорогой, а монета твоя дырявая.

– Пускай дырявая. Ведь тебе она нужна.

– Мало ли… Все имеет свою цену. Щенок, надо думать, рублей двадцать стоит. И тебя вместе с ним из дома выгонят.

– Не выгонят!

– Ты сначала узнай: выгонят или не выгонят.

– Ну хорошо. Не нужно собаку. А что же ты предложишь?

– Давай так. Приходи завтра в школу пораньше. Сядем в классе и, пока никого нет, поменяемся.

На том они и порешили.

Весь вечер Наташа вертела монету перед глазами. Она разглядывала ее, нюхала и даже облизывала. Монета ничем не пахла, а на вкус еле заметно отдавала кислотой. Дошло до того, что Наташа закрылась в ванной, разделась догола и нацепила цацку. Ничего не произошло. Едва наметившиеся грудки больше почему-то не стали. В конце концов монета ей надоела.

«Что, интересно, Пушкарев за нее предложит? – размышляла девочка. – Дрянь какую-нибудь, наверное… Вот если бы…» В том, что Наташа подразумевала под «если бы», она и себе самой признаться стеснялась.

На следующее утро она пришла в школу очень рано. По коридорам с сонными лицами болтались редкие ученики. Наташа осторожно, словно собиралась сделать что-то неприличное, прокралась в класс, села на последнюю парту и стала ждать.

Прошло совсем немного времени, дверь скрипнула, и на пороге возник Пушкарев. Увидев ждущую Наташу, он подбежал к парте, уселся рядом, повернув к ней раскрасневшееся лицо (похоже, он бежал), и спросил:

– Принесла?

– Само собой, – отозвалась девочка и достала из портфеля заветный кругляш.

Вова снова осмотрел монету, точно с ней за ночь могло что-то случиться.

– Норма, – веско произнес он. – Порядок.

– И что же ты дашь? – поинтересовалась Наташа.

– А вот что! – И он достал из папки небольшую, ярко раскрашенную картонную коробочку, на которой крупными буквами было написано «Fruit Gum».

– Это что же такое? – удивленно спросила Наташа.

– Американская жевательная резинка, – таинственным голосом сообщил Вова.

– Для чего она?

– Жевать. На вкус – как конфета. Только жевать можно долго.

– Полчаса?

– Ха! Полчаса, – засмеялся мальчик. – А целый день не хочешь?! А то и больше. И два дня можно, и три…

– Конфеты в магазине продаются, – с фальшивым равнодушием сказала Наташа.

– В магазине! Какие там конфеты?! Подушечки или драже лимонное.

– Леденцы еще…

– От леденцов зубы болят. А это американская жевательная резинка! Американская! Понимаешь?!

– Дай попробовать!

– Ну ты даешь! Попробовать! Это же невероятная редкость. Другой такой пачки, надо думать, в нашем городе и нету.

– А ты где взял?

– Маме в Москве один дипломат подарил. Из самой Америки привез. А она мне – на день рождения. Но я только одну пластинку сжевал.

– А всего их сколько?

– Пять.

– Ну хоть достань посмотреть.

Пушкарев извлек из пачки пластинку, завернутую в серебряную фольгу, и поднес к носу Наташи. Пахнуло чем-то сладко-фруктовым.

– Ну как? – спросил мальчик.

И Наташа решилась.

– Хорошо, давай меняться, – сказала она, подумала и добавила: – Только этого мало.

– Чего же ты еще хочешь? – изумился Пушкарев.

– Не бойся. Это не вещь.

– А что же?

Девочка покраснела.

– Ну же…

– Ты должен… э-э…

– Да говори наконец!

– Поцеловать меня.

– Ты чего, дура?!

– Сам дурак!

– Ничего себе! – на этот раз покраснел и мальчик.

– Ты же сказку Андерсена читал, – сказала Наташа. – Про свинопаса.

– Ну читал…

– Там принцесса тоже…

– …Свинопаса целовала? Так это сам свинопас ей предложил… Как плату за горшочек, что ли.

– Ну так и ты предложи мне.

Пушкарев еще ни разу не целовался с девчонками. Он искоса взглянул на Самсонову. Только теперь Вова заметил, что Наташа – весьма привлекательная девочка. Русые волосы обрамляют круглое лицо, с которого светят большие серые глазки. Имеется также вздернутый нос и яркие, словно нарисованные на лице у куклы, пухлые губки.

– Сколько же раз я должен… э-э… тебя поцеловать? – прерывающимся, внезапно охрипшим голосом спросил он.

– Сто!

– С ума сошла!

– И закрой дверь на швабру.

В том и состоит смысл коллекционирования, что обладатель некой редкости непременно стремится продемонстрировать ее собрату по увлечению. Как известно, женщины редко подвержены страсти к собирательству. То есть, конечно, они тоже коллекционируют драгоценности, наряды и мужчин, но это страсть другого порядка. Ни одна дама, скорее всего, не будет охать и ахать, когда перед ее носом станут потрясать ржавым замком невиданной конструкции или, того больше, древним кремневым пистолем, даже если из него убит великий поэт. Пистоль, ну и пистоль. И бог с ним.