Слезы дракона - Дин Кунц Страница 11

Продвинувшись еще немного вперед, Гарри в одной из темных ниш у карниза, в промежутке между двумя балками, увидел груду отделенных от тела конечностей освещенную каким-то неземным, призрачным сиянием. И, вздрогнув, едва не вскрикнул от ужаса. Руки, отрезанные по локоть. Отделенные от рук ладони. Растопыренные, словно просящие, призывающие, молящие о помощи, пальцы. Задыхаясь от омерзения, он вдруг сообразил, что смотрит на груду, запасных частей для манекенов.

Медленно пошел дальше, переваливаясь как утка с oдной ступни на другую, стараясь производить как можно меньше шума, каждой клеточкой телаощущая под ботинками предательский скрип покрытых пылью половиц. Как и полицейские сирены внизу, здесь, на чердаке, потревоженные летучие мыши тоже наконец затихли. С улицы доносились отдельные выкрики и потрескивание коротковолновых полицейских раций, но звуки эти казались далекими и нереальными, словно голоса из кошмарного наваждения, которое он только что стряхнул с себя или в которое, засыпая, только начал впадать.

Сделав шаг вперед, он остановился и внимательно прислушался, не раздастся ли хоть какой-нибудь шорох со стороны преступника, который выдал бы место, где тот укрывается, но маньяк словно в воду канул.

Дойдя до конца прохода, когда до торцовой стены оставалось не больше пяти футов, Гарри снова остановился.

Воздуховод, над которым трудился преступник, должен был находиться где-то сразу же за последней грудой ящиков.

3атаившись, он напряг слух, надеясь услышать дыхание маньяка. Но вокруг стояла тишина. Осторожно двинулся вперед, заглянул за груду ящиков в открывшемся пространстве перед торцовой стеной. Преступника там не было.

Не мог же тот выскользнуть в маленькое квадратное вентиляционное отверстие. На воздуховоде отчетливо вид-нелись следы от ударов и проделанные в нем дырки, через которые на чердак проникали ветер и свет, испещривший рябью теней оставленные преступником следы ботинок в пыли, толстым слоем лежавшей на полу.

Неожиданно внимание Гарри при влекло движение с противоположной стороны чердака, и палец его мгновенно напрягся на спусковом крючке. Из-за груды ящиков выглянуло лицо Конни.

С разных сторон чердака они недоуменно глядели друг на друга. Маньяку удалось каким-то образом зайти им в тыл. И, хотя лицо Конни было скрыто в тени и Гарри не мог его отчетливо видеть, он наверняка знал, что губы ее шевелились, цедя:

- Сука, сука, сука.

Медленно, внимательно оглядывая проходы между ящиками, которые попадались на ее пути и в которых плотно стояли манекены, Конни двинулась в сторону Гарри.

Гарри тоже пошел ей навстречу, также внимательно всматриваясь в мрачные проходы. Чердак был таким широким, а ящиков и коробок, до отказа забивших его, было так много, что все это больше походило на лабиринт. И в лабиринте этом обреталось чудище, которое по свирепости и наглости могло бы соперничать с мифологическим минотавром, человекобыком, пожиравшим людей.

Откуда- то из глубин лабиринта донесся уже знакомый голос:

- "Я потрясен", "Мне так тяжко", "Мелодия парового катка".

Гарри закрыл глаза. Ах, как хотелось ему улететь отсюда далеко-далеко. Может быть, в царство "Двенадцати Танцовщиц" с его двенадцатью великолепными наследниками престола, подземными замками света, в садах которых произрастают деревья с золотыми и алмазными листьями, с его заколдованными бальными залами, наполненными прелестной музыкой… Да, неплохо было бы там сейчас оказаться. В этой самой доброй из написанных братьями Гримм сказке. В ней никто никого не поедает, не мучает и не убивает.

- Сдавайся!

Это был голос Конни.

Гарри открыл глаза и нахмурился. Он боялся, что она выдаст их местонахождение. С другой стороны, как он ни старался, как ни прислушивался, так и не смог разобрать, где же находится маньяк: на этом чердаке звуки странным образом распылялись вокруг, и это служило отличной защитой как им, так и, естественно, преступнику. И все же молчание, как известно, золото.

Преступник снова прокричал:

- "Кутерьма голубых цветов", "Гостиница, где разбиваются сердца!"

- Сдавайся! - повторила Конни.

- "Уходи, крошка!"

Конни состроила гримасу.

- Это не Элвис, дубина! Это Стив Лоуренс. Сдавайся!

- "Не подходи"

- Сдавайся.

Поморгав глазами, чтобы смахнуть заливавший их пот, Гарри с недоумением уставился на Конни. Никогда раньше не чувствовал он себя более полным идиотом. Между Конни и маньяком что-то происходило, установилась какая-то необъяснимая связь, но что именно и что за связь, Гарри никак не мог взять в толк.

- "Мне все равно, если солнце погаснет".

- Сдавайся!

Вдруг Гарри осенило, что "Сдавайся" было названием одной из классических песенок Элвиса.

- "Не подходи".

Очевидно, это было название другой песни Элвиса.

Конни тихо скользнула в один из проходов и скрылась с глаз Гарри.

- "Сейчас или никогда".

- "А что же мне сказать?"

Где-то из глубин лабиринта Конни откликнулась названиями еще двух песен Элвиса:

- "Сдавайся", "Я умоляю тебя".

- "Мне так тяжко".

После короткого молчания Конни ответила:

- "Скажи мне почему".

- "Не спрашивай меня об этом".

Они явно общались друг с другом. Названиями песен Пресли. Словно участвовали в каком-нибудь телевизионном шоу- игре, где за правильные ответы участник не получал ничего, а за неправильные мог понести непредвиденные потери.

Согнувшись в три погибели, Гарри скользнул в другой проход. Ткнулся лицом в расставленную пауком сеть. Смахнув ее, углубился в охраняемую манекенами густую тень.

Конни снова вернулась к уже не раз звучавшему названию:

- "Сдавайся".

- "Не подходи".

- "Тебе одиноко сегодня?"

После короткой паузы преступник признался:

- "Одиноний мужчина".

Гарри все еще никак не мог сообразить, откуда шел голос. Пот лился с него градом, клочья тонкой паутины застряли в волосах и щекотали уши и лоб, во рту был такой привкус, будто он языком вылизал пестик лабораторной ступки Франкенштейна, но самое главное - его не оставляло ощущение, что из мира действительности он переместился в кошмарное сновидение наркомана.

- "Расслабься", - посоветовала Конни.

- "Мне так тяжко" - снова пожаловался маньяк.

Гарри понимал, что неожиданные кренделя и повороты этой странной погони не должны сбивать его с толку, ни в коем случае нельзя было забывать, что жили они в девяностые годы двадцатого столетия, эпохи воинствующего безумия, когда странное и причудливое сделалось настолько обыденным, что требует нового определения нормы сознания. Теперь, например, бандиты угрожают продавцам супермаркета не направленными на них пистолетами, а шприцами, наполненными зараженной СПИДом кровью.