Посланник - Марина Александрова Страница 10

— Бог тебе судья, Фома, и нести тебе грех и крест свой до смерти, — Авдотья нашла разгадку сну своему и с той минуты стала ждать… женщину. Именно она была той слепой птицей в ее сне, которая застряла в тенетах живых и никак выпутаться не может.

* * *

Тем временем (Никите Преонскому-Кюри тогда исполнилось 6 лет) царь Петр, создатель всего прекрасного в царстве своем, хотел довершить свое творение царицей, достойной его не по рождению и предкам, которые всегда были ничтожны в глазах его, но по собственным превосходным качествам, отличавшим избранную им супругу.

В ноябре 1707 года исполнилась воля Петра: он обвенчался с подругой своей, которая до свадьбы приняла греческую веру и была названа Екатериной Алексеевной.

В тот же год скончался отец Никиты — француз, до самой смерти своей остававшийся преданным России. Уже после кончины своего верного подданного царь Петр снял опалу и обещал Никите и Татьяне особую заботу и в будущем службу для ее сына почетную.

В 1713 году, вместе со всем двором, Татьяна с сыном переехала в новую столицу, Петербург, где поселилась в доме еще более просторном и роскошном, нежели их хоромы в Москве.

Еще через пять лет Никита, уже молодой семнадцатилетний юноша, состоявший в драгунах, присутствовал на отпевании несчастного царевича Алексея Петровича в Петропавловском соборе.

* * *

На берегах Невы красовалась новая столица России, возведенная по желанию Петра из болот финских, и уже в то время, через семнадцать лет после образования, обширностью и красотой изумлявшая иноземцев. Весь берег реки от Смольного двора, где ныне Смольный монастырь, до Новой Голландии был застроен.

В длинном ряду зданий отличались бывший дворец царевича Алексея Петровича, Литейный двор, деревянный Зимний дворец, огромный дом адмирала Апраксина, Морская академия, Адмиралтейство — здание с деревянным шпилем и двуглавым орлом на вершине, окруженное рвом.

Вообще, странная пестрота и разнообразие застройки новой столицы изумляло: дома каменные подле деревянных или мазанок, построенных из фашинника и глины; крыши железные или из муравленой черепицы подле тесовых; здания высокие с мезонинами, бельведерами, четырехугольными и круглыми, всеми затеями причудливой архитектуры — обочь низких лачужек.

Великолепная Малая Миллионная и обе Морские заселены были адмиралтейскими служителями, завалены лесом, канатами, смоляными бочками. Левую сторону Невского проспекта, и в то время уж засаженного деревьями от мостов Зеленого до Аничкова, занимали иноземные ремесленники: на правой виднелись Гостиный двор и деревянный собор Казанской Божией Матери, около собора красовались каменные палаты Татьяны и Никиты Преонских.

Именно в этой Петербургской стороне, считавшейся центром города, привлекали взор прохожего дома графов Головкина, Брюса, Шафирова, князей Долгоруких, Кикина и Бутурлина.

Но все строения Петербурга превосходил великолепием и обширностью дворец светлейшего князя, генерал-фельдмаршала Александра Даниловича Меншикова на Васильевском острове.

Нововведения, предписываемые царем, очень нравились Татьяне, в отличие от ее ключника Филиппа, который постоянно выражал неудовольствие одеждой молодого Никиты. А Татьяна ему на то отвечала:

— Сказала бы тебе, да, видишь ли, не молод ты и многого не разумеешь! Чекмень твой и борода, Филипп, словно кляпыш, к которому ты пристегнут, как лихой кречет, крепко-накрепко.

— Понимаю речи твои, Татьяна Кузьминична, готов на все, чтобы была мне оттого польза, но бороды не остригу и кафтана не сыму! Ей-богу, не будет сего!

Татьяна только смеялась в ответ и отмахивалась от ключника. Часто свидетелями таких разговоров становились Никита и племянница Татьяны Ольга.

Пять лет назад, сразу после смерти Антуана, она приехала к Татьяне. Ольга Преонская была дочерью двоюродного брата Татьяны — Андрея Преонского, оставшаяся сиротой после смерти родителей. Татьяна с любовью и радостью приняла племянницу, помня и о своем сиротстве.

* * *

Именно в тот трагичный для царя день, когда покинул сей бренный мир его сын Петр, единственная надежа его и отрада после опального сына Алексея, по совету Авдотьи-Пичуги отдала Татьяна Преонская сыну Никите родовое кольцо, принадлежащее их семье.

— Никита, сынок, и ты, Ольга, подойдите ближе, — попросила Татьяна сына и племянницу.

Они, молодые и цветущие, медленно подошли к ней.

— Никита, сынок, сегодня тебе исполняется восемнадцать лет, и я бы хотела отдать тебе то, что по праву принадлежит мужчине нашего рода, — Татьяна открывала шкатулку, а Никита и Ольга, переглянувшись друг с другом, лишь пожали плечами.

— Этот перстень принадлежал еще твоей бабушке, потом он перешел к деду, а теперь тебе надлежит носить его с гордостью и памятью о предках твоих. А ты, Ольга, слушай и внемли. Как только подрастут ваши чада, передадите сей перстень им в дар, дабы продолжить сию традицию, — закончила Татьяна и протянула кольцо Никите.

Никита посмотрел на знакомое с детства кольцо, которое будет его спутником всю жизнь. Только сейчас ощутил он всю значимость этой безделушки. Внимательно вглядывался он, как завороженный в темный камень, заключенный в перстне.

Вдруг камень стал загораться светом красным, и виделось Никите море, и галиот, качающийся на волнах, и мужчина, налегающий на весла.

Все это так молниеносно пронеслось в камне, что не смог понять юноша смысла увиденного.

— Никита, Никита… — слышался ему, как сквозь ветер, голос матери. Он насилу оторвал взгляд от камня и посмотрел на Татьяну.

— Что с тобой? — Ольга схватила его за рукав. Он тряхнул головой, и наваждение прошло.

— Да нет, устал просто, и все. Спасибо, матушка, все исполню, как велишь. Ответь мне только, отец мой тоже носил это кольцо? — спросил Никита.

И пришлось Татьяне рассказать всю историю о колечке жадно внемлющим Никите и Ольге.

Ольга была годом моложе Никиты. Как начали подрастать Никита с Ольгою, стало неспокойно на душе у Татьяны. Часто наблюдала она, что не братские узы соединяют этих двух молодых людей. Так и изводила бы себя Татьяна, ежели бы война не послала ей и Ольге расставание с Никитой.

Хотела Татьяна сама к Меншикову идти, дабы Никитушку к службе какой приставить. Во дворце служба — это не отлучка.

Не хотела Татьяна супротив природы идти. Как же брат с сестрой вместе будут?

Сколько раз говорила сыну и Оленьке замечала, но на все ее увещевания Никита говорил:

— Не волнуйтесь матушка, греха за нами нет! Да и воле твоей перечить я не стану.

«Какая тут воля! — с грустью думала Татьяна. — Любовь уже никакой воле не служительница!» И боязно было на службу отпускать Никиту и тоска иногда так сердце займет, но ничего, попривыкла. А тут новая напасть — шведы заволновались, как только Петр согласился на союз своей дочери Анны и герцога голштинского Карла-Фридриха.