Идущие - Бентли Литтл

Джон Хокс умер, но продолжал идти.

Они не были к этому готовы, хотя и полной неожиданностью такое развитие событии тоже назвать было нельзя. Первым это заметил Гарден и прибежал на кухню.

– Кажется, дедушка умер! – задыхаясь, сообщил он отцу и дяде.

– Он... он... – не мог подобрать слов отец.

– Но продолжает идти.

Все выскочили на крыльцо. Старая сетчатая дверь громко хлопнула за спиной. Да, Джон Хокс продолжал целенаправленно двигаться вокруг дома, обходя препятствия в виде колючих зарослей цереуса, чольи и окотильо, – точно так же, как делал это в течение двух предыдущих недель. С этой точки было невозможно определить наверняка, умер он или нет.

Роберт Хокс защитным движением положил руки на плечи сыну и обернулся к брату.

– Кэйб, сходи проверь.

– Не могу, – покачал тот головой.

– Проверь.

Братья обменялись взглядами, и Кэйб отвел глаза.

– Хорошо. – Дождавшись, когда отец скроется за углом дома, он нерешительно сошел с крыльца. Нервно вытерев вспотевшие ладони о джинсы, он направился к небольшой канаве, пролегающей по участку.

Гарден смотрел, как дядя встал, широко расставив ноги, на узкой тропе, пристально глядя в направлении, откуда должен был появиться старик. Ему было страшно. По тому, с какой силой отцовские пальцы стиснули его плечи, он мог предположить, что отец тоже боится.

Джон Хокс начал ходить на следующую ночь после того, как лихорадка пошла на убыль. Сначала они решили, что он выздоравливает. Услышав скрип пружин кровати, а затем шаги по деревянному полу, они подумали, что отцу стало лучше и он захотел пройтись. Но когда тот, не говоря ни слова, прошел через кухню и вышел на улицу, когда они увидели застывшее выражение обтянутого кожей лица, остекленевшие водянистые глаза, они почувствовали, что что-то не так. Роберт с Кэйбом выскочили следом, пытаясь понять, что происходит, но старик начал описывать круги вокруг дома, натыкаясь на хлопковые деревья, перешагивая кусты жожобы и явно не замечая своих сопровождающих. Они прошли с ним несколько раз, пытаясь всеми способами обратить на себя внимание, но в итоге поняли, что общаться он с ними не собирается. Впрочем, они постепенно засомневались, что он вообще воспринимает их крики. Единственное, что они поняли, – он по-прежнему болен. И что по каким-то причинам остановиться не может.

После этого больше заговаривать с ним они не пытались. И остановить тоже. Было что-то настолько страшное в этом бесконечном хождении вокруг дома, настолько дикое и недоступное пониманию, что они сочли за лучшее просто ждать, чем все это кончится. Роберт предложил установить наблюдение, и первые несколько дней они добросовестно придерживались графика, хотя Кэйб и отказался от своих ночных вахт.

Они думали, что старик долго не протянет. Он был болен, слаб, не ел ничего с того момента, как встал с постели.

Но он продолжал ходить. Три дня, пять дней. Неделю. Две недели. Они ждали, что он умрет – надеялись, молились,чтобы его прибрала смерть, – не тут-то было. Его состояние ухудшалось. Он исхудал еще больше, выглядел совсем больным. Но продолжал ходить.

Теперь он умер.

Но продолжал ходить.

Старик появился из-за угла дома, направляясь в их сторону, и Гарден почувствовал, как рука отца еще сильнее сжала его плечо. Кэйб шагнул вперед, выставив руки, потом схватил старика за кисти ц тут же с воплем отпрыгнул в сторону.

Джон Хокс продолжал идти.

– Ну что? – крикнул Роберт.

– Кожа холодная, – откликнулся Кэйб высоким, напряженным голосом. – Холодная и сухая.

– Дедушка умер, – повторил Гарден.

Кэйб поспешил вернуться к ним на крыльцо.

– Что будем делать? – чуть не плача, спросил он.

– То же, что и раньше. Ждать.

– Но надо же что-то предпринять! Сообщить кому-нибудь. Нельзя же...

– Что нельзя? У тебя есть идея? – перебил Роберт.

Кэйб промолчал.

– Ничего мы сделать не можем.

– Но он же умер! Отец умер!

– Да, – спокойно согласился Роберт. – Это точно.

Этим вечером Гарден рано отправился в постель. Он лежал в темноте и слушал, как в гостиной отец с дядей разбирали вещи дедушки. Недавно он помогал им разобраться в его комнате, выносил коробки с сухими корнями, сучками и ветками, бутылочки с порошками, мелких засушенных животных, страницы с рисунками и так далее.

Теперь он лежал и смотрел на голые балки низкого потолка спальни, на серебристую в лунном свете прозрачную паутину, затянувшую темные углы. Он слышал, как отец с дядей спорили, дядя говорил, что давным-давно надо было позвонить Лизабет и попытаться выяснить, что происходит, а отец отвечал, что обращаться за советом к колдунье – самое последнее дело и таким образом проблему все равно не решить.

– Что всё это значит? – проговорил Кэйб. Гарден услышал стук чего-то тяжелого по столу, потом – хруст жесткой бумаги.

– Ты прекрасно знаешь, что все это значит.

– Но мы же в этом ни черта не понимаем, – после паузы продолжил дядя.

– Сами виноваты. Надо было его слушать.

Гарден сел в кровати и отодвинул голубую оконную занавеску. На улице был сильный ветер. Судя по плотной облачности на севере, надвигалась пыльная буря. Уже слышался легкий шорох несущихся песчинок и короткие постукивания в стекло более крупных частиц. Он прищурился, всматриваясь вдаль.

Дед прошел мимо, ветер безжалостно трепал его одежду. Голову он держал высоко, глядя строго перед собой.

Гарден отпустил занавеску. Завывания ветра становились все громче, все настойчивее. Неизвестно почему, ему стало страшно. Он не думал, что дед может его убить или причинить какое-то зло, не думал, что тот способен напасть на него, на отца или на дядю, не думал, что дед способен на что-то иное, кроме как бесконечно кружить вокруг дома. Но именно это и пугало еще больше.

– А если он так будет ходить годами? – послышался голос Кэйба. – Если будет так ходить, пока от него ничего не останется, кроме скелета?

Ответа отца Гарден не расслышал. Не хотел слышать. Он накрылся с головой одеялом и под негромкий гул голосов из гостиной постепенно заснул.

Ему снились скелеты, бредущие сквозь пыльную бурю.

Ему снился дедушка.

* * *

Наутро он исчез.

Просто исчез.

Когда Роберт с Кэйбом далеко за полночь наконец собрались укладываться спать, он все еще ходил вокруг дома, невзирая на бурю, от которой вся его ветхая одежонка трепетала на ветру, постепенно превращаясь в клочья. На рассвете оказалось, что его нет.